Главная Аллергия Председатель военной коллегии верховного суда ссср чепцов. "кто не жил в эпоху террора, тот этого никогда не поймёт" comments (link)

Председатель военной коллегии верховного суда ссср чепцов. "кто не жил в эпоху террора, тот этого никогда не поймёт" comments (link)

В мемуарной литературе имеется несколько упоминаний об участии А. А. Чепцова в рассмотрении конкретных дел в составе Военной коллегии Верховного Суда СССР:

24 июля 1941 г. Военная коллегия Верховного Суда СССР в составе председательствующего диввоенюриста М. Р. Романычева, военюриста I ранга А. А. Чепцова, В. Д. Буканова вынесла оправдательный приговор в отношении М. С. Кедрова , соратника В. И. Ленина и Ф. Э. Дзержинского , бывшего члена Коллегии ОГПУ . Дальнейшая судьба Михаила Кедрова была определена Л. П. Берией , по личному указанию которого он был расстрелян . - в ходе рассмотрения в 1952 году дела по обвинению членов Еврейского антифашистского комитета , которое проводилось под председательством председателя Военной коллегии А. А. Чепцова без участия представителей государственного обвинения и защиты, Чепцов, как он утверждал позднее (в 1957 году), усомнился в «полноте и объективности расследования дела» и счёл необходимым отправить его на доследование. Своё мнение он доложил Генеральному прокурору СССР Г. Н. Сафонову , председателю Верховного Суда СССР А. А. Волину , Председателю Президиума Верховного Совета СССР Н. М. Швернику , секретарю ЦК ВКП(б) П. К. Пономаренко , председателю КПК при ЦК ВКП(б) М. Ф. Шкирятову , но поддержки не получил. Все они рекомендовали обратиться по этому вопросу к Г. М. Маленкову . Маленков, в свою очередь, потребовал от Чепцова выполнять решение Политбюро ЦК КПСС , где этот вопрос рассматривался ранее . По делу был вынесен обвинительный приговор . Осуждённых расстреляли 12 августа 1952 г .

Время работы А. А. Чепцова в Военной коллегии охватило как период массовых репрессий , так и последующей реабилитации незаконно осуждённых, в ходе которой он не только выносил оправдательные определения Верховного Суда по резонансным делам (см. например определение по делу М. Н. Тухачевского ), но и подписывал справки о реабилитации лиц, в отношении которых он ранее выносил обвинительные приговоры.

19 ноября 1956 года член Президиума ЦК КПСС маршал Г. К. Жуков подал в ЦК КПСС записку, в которой обвинил Чепцова и главного военного прокурора и заместителя генерального прокурора СССР генерал-майора юстиции Варского Е. И. в том, что они «в период 1946-1951 гг. своими действиями способствовали незаконному осуждению генералов Советской Армии по сфальсифицированным на них делам бывшим министерством госбезопасности» - в частности, Чепцов в 1946 году санкционировал арест и утвердил обвинительное заключение на Главного маршала авиации Новикова А. А., генерал-полковника инженерно-авиационной службы Репина А. К., генерал-полковника авиации Шиманова Н. С., генерал-лейтенанта инженерно-авиационной службы Селезнева Н. П. Считая, что Чепцов и Варской полностью себя дискредитировали нарушениями социалистической законности, маршал Жуков потребовал снять их с занимаемых должностей .

Согласно архивным документам, отдел административных органов ЦК КПСС в начале 1957 года подготовил предложение об освобождении Варского от занимаемой должности. Что касается Чепцова, то вопрос о его освобождении от работы в Верховном Суде СССР было предложено разрешить в ходе выборов Верховного Суда на предстоящей сессии Верховного Совета СССР - а именно, не представлять его кандидатуру в новый состав .

(1902 ) Смерть: (1980 )
Москва Дети: Галина, Марина Партия: ВКП(б) Военная служба Звание: генерал-лейтенант юстиции Награды:

Алекса́ндр Алекса́ндрович Чепцо́в ( -) - советский юрист , председатель Военной коллегии Верховного суда СССР и одновременно заместитель председателя Верховного суда СССР (1948-1957), генерал-лейтенант юстиции (1949).

Биография

Родился в 1902 году. С 1911 по 1917 годы являлся воспитанником Московского синодального училища, где в старших классах исполнял роль библиотекаря .

Работа в Военной коллегии Верховного суда СССР

В 1957 году А. А. Чепцов был уволен в запас. Скончался в 1980 году. Похоронен на Ваганьковском кладбище в Москве.

Напишите отзыв о статье "Чепцов, Александр Александрович"

Примечания

Ссылки

Архив Александра Н. Яковлева

Отрывок, характеризующий Чепцов, Александр Александрович

Но вдруг в 1812 м году французами одержана победа под Москвой, Москва взята, и вслед за тем, без новых сражений, не Россия перестала существовать, а перестала существовать шестисоттысячная армия, потом наполеоновская Франция. Натянуть факты на правила истории, сказать, что поле сражения в Бородине осталось за русскими, что после Москвы были сражения, уничтожившие армию Наполеона, – невозможно.
После Бородинской победы французов не было ни одного не только генерального, но сколько нибудь значительного сражения, и французская армия перестала существовать. Что это значит? Ежели бы это был пример из истории Китая, мы бы могли сказать, что это явление не историческое (лазейка историков, когда что не подходит под их мерку); ежели бы дело касалось столкновения непродолжительного, в котором участвовали бы малые количества войск, мы бы могли принять это явление за исключение; но событие это совершилось на глазах наших отцов, для которых решался вопрос жизни и смерти отечества, и война эта была величайшая из всех известных войн…
Период кампании 1812 года от Бородинского сражения до изгнания французов доказал, что выигранное сражение не только не есть причина завоевания, но даже и не постоянный признак завоевания; доказал, что сила, решающая участь народов, лежит не в завоевателях, даже на в армиях и сражениях, а в чем то другом.
Французские историки, описывая положение французского войска перед выходом из Москвы, утверждают, что все в Великой армии было в порядке, исключая кавалерии, артиллерии и обозов, да не было фуража для корма лошадей и рогатого скота. Этому бедствию не могло помочь ничто, потому что окрестные мужики жгли свое сено и не давали французам.
Выигранное сражение не принесло обычных результатов, потому что мужики Карп и Влас, которые после выступления французов приехали в Москву с подводами грабить город и вообще не выказывали лично геройских чувств, и все бесчисленное количество таких мужиков не везли сена в Москву за хорошие деньги, которые им предлагали, а жгли его.

Представим себе двух людей, вышедших на поединок с шпагами по всем правилам фехтовального искусства: фехтование продолжалось довольно долгое время; вдруг один из противников, почувствовав себя раненым – поняв, что дело это не шутка, а касается его жизни, бросил свою шпагу и, взяв первую попавшуюся дубину, начал ворочать ею. Но представим себе, что противник, так разумно употребивший лучшее и простейшее средство для достижения цели, вместе с тем воодушевленный преданиями рыцарства, захотел бы скрыть сущность дела и настаивал бы на том, что он по всем правилам искусства победил на шпагах. Можно себе представить, какая путаница и неясность произошла бы от такого описания происшедшего поединка.
Фехтовальщик, требовавший борьбы по правилам искусства, были французы; его противник, бросивший шпагу и поднявший дубину, были русские; люди, старающиеся объяснить все по правилам фехтования, – историки, которые писали об этом событии.
Со времени пожара Смоленска началась война, не подходящая ни под какие прежние предания войн. Сожжение городов и деревень, отступление после сражений, удар Бородина и опять отступление, оставление и пожар Москвы, ловля мародеров, переимка транспортов, партизанская война – все это были отступления от правил.
Наполеон чувствовал это, и с самого того времени, когда он в правильной позе фехтовальщика остановился в Москве и вместо шпаги противника увидал поднятую над собой дубину, он не переставал жаловаться Кутузову и императору Александру на то, что война велась противно всем правилам (как будто существовали какие то правила для того, чтобы убивать людей). Несмотря на жалобы французов о неисполнении правил, несмотря на то, что русским, высшим по положению людям казалось почему то стыдным драться дубиной, а хотелось по всем правилам стать в позицию en quarte или en tierce [четвертую, третью], сделать искусное выпадение в prime [первую] и т. д., – дубина народной войны поднялась со всей своей грозной и величественной силой и, не спрашивая ничьих вкусов и правил, с глупой простотой, но с целесообразностью, не разбирая ничего, поднималась, опускалась и гвоздила французов до тех пор, пока не погибло все нашествие.
И благо тому народу, который не как французы в 1813 году, отсалютовав по всем правилам искусства и перевернув шпагу эфесом, грациозно и учтиво передает ее великодушному победителю, а благо тому народу, который в минуту испытания, не спрашивая о том, как по правилам поступали другие в подобных случаях, с простотою и легкостью поднимает первую попавшуюся дубину и гвоздит ею до тех пор, пока в душе его чувство оскорбления и мести не заменяется презрением и жалостью.

Одним из самых осязательных и выгодных отступлений от так называемых правил войны есть действие разрозненных людей против людей, жмущихся в кучу. Такого рода действия всегда проявляются в войне, принимающей народный характер. Действия эти состоят в том, что, вместо того чтобы становиться толпой против толпы, люди расходятся врозь, нападают поодиночке и тотчас же бегут, когда на них нападают большими силами, а потом опять нападают, когда представляется случай. Это делали гверильясы в Испании; это делали горцы на Кавказе; это делали русские в 1812 м году.
Войну такого рода назвали партизанскою и полагали, что, назвав ее так, объяснили ее значение. Между тем такого рода война не только не подходит ни под какие правила, но прямо противоположна известному и признанному за непогрешимое тактическому правилу. Правило это говорит, что атакующий должен сосредоточивать свои войска с тем, чтобы в момент боя быть сильнее противника.
Партизанская война (всегда успешная, как показывает история) прямо противуположна этому правилу.
Противоречие это происходит оттого, что военная наука принимает силу войск тождественною с их числительностию. Военная наука говорит, что чем больше войска, тем больше силы. Les gros bataillons ont toujours raison. [Право всегда на стороне больших армий.]
Говоря это, военная наука подобна той механике, которая, основываясь на рассмотрении сил только по отношению к их массам, сказала бы, что силы равны или не равны между собою, потому что равны или не равны их массы.
Сила (количество движения) есть произведение из массы на скорость.
В военном деле сила войска есть также произведение из массы на что то такое, на какое то неизвестное х.
Военная наука, видя в истории бесчисленное количество примеров того, что масса войск не совпадает с силой, что малые отряды побеждают большие, смутно признает существование этого неизвестного множителя и старается отыскать его то в геометрическом построении, то в вооружении, то – самое обыкновенное – в гениальности полководцев. Но подстановление всех этих значений множителя не доставляет результатов, согласных с историческими фактами.

Из статьи Матвея Гейзера "Влюблённый в жизнь" (журнал Лехаим, сентябрь 1999).

Глава: В застенках Лубянки
(Глава почти документальная)

Из протокола закрытого судебного заседания Военной коллегии Верховного суда СССР.

Секретарь суда - старший лейтенант М.Афанасьев сообщил, что все обвиняемые доставлены в судебное заседание под конвоем.

Председательствующий - генерал-лейтенант юстиции А.Чепцов удостоверяется в самоличности подсудимых, и каждый из них рассказывает о себе.

Из показаний Квитко:
"Я, Квитко Лейб Моисеевич, 1890 года рождения, уроженец села Голосково Одесской области, по национальности еврей, в партии состоял с 1941 года. Профессия - поэт, семейное положение - женат, имею совершеннолетнюю дочь, образование домашнее. Имею награды: орден Трудового Красного Знамени и медаль "За доблестный труд в Великой отечественной войне 1941-1945 гг."

Арестован 25 января 1949 года (в большинстве источников 22 января. - М.Г.). Копию обвинительного заключения получил 3 мая 1952 года".

После оглашения обвинительного заключения председательствующий выясняет, понятна ли каждому из подсудимых его вина. Ответ "Понятна" произнесли все. Некоторые признали себя виновными (Фефер, Теумин), иные - полностью отвергали обвинение (Лозовский, Маркиш, Шимелиович. Доктор Шимелиович воскликнет: "Никогда не признавал и не признаю!"). Были такие, кто признавал свою вину частично. Среди них - Квитко.

Председательствующий: Подсудимый Квитко, в чём вы признаете себя виновным?

Квитко: Я признаю себя виновным перед партией и перед советским народом в том, что я работал в Комитете, который принёс много зла Родине. Я ещё признаю себя виновным в том, что, будучи некоторое время после войны ответственным секретарем или руководителем еврейской секции Союза советских писателей, я не ставил вопрос о закрытии этой секции, не ставил вопрос о способствовании ускорению процесса ассимиляции евреев.

Председательствующий: Вину в том, что вы в прошлом вели националистическую деятельность, вы отрицаете?

Квитко: Да. Я это отрицаю. Я не чувствую за собой этой вины. Я чувствую, что я всей душой и всеми своими помыслами желал счастья земле, на которой я родился, которую я считаю своей родиной, несмотря на все эти материалы дела и показания обо мне... Мои мотивы должны быть выслушаны, так как я их буду подтверждать фактами.

Председательствующий: Мы уже здесь слыхали, что ваша литературная деятельность была посвящена целиком партии.

Квитко: Если бы мне только дали возможность спокойно отразить все те факты, которые имели место в моей жизни и которые меня оправдывают. Я уверен, что если бы здесь имелся человек, который хорошо умел бы читать мысли и чувства, он бы сказал правду обо мне. Я всю жизнь считал себя советским человеком, больше того, пусть это звучит нескромно, но это так - я всегда был влюблен в партию.

Председательствующий: Все это расходится с вашими показаниями на следствии. Вы себя считаете влюбленным в партию, но зачем же тогда утверждаете ложь. Вы себя считаете честным писателем, а были настроены далеко не так, как говорите.

Квитко: Я говорю, что партии не нужна моя ложь, и я показываю только то, что можно подтвердить фактами. На следствии все мои показанию искажались, и все показывалось наоборот. Это относится и к моей поездке за границу, будто она была с вредной целью, и это в такой же мере относится к тому, что я пролез в партию. Возьмите мои стихи 1920-1921 гг. Эти стихи собраны в папке у следователя. Они говорят совсем о другом. Мои произведения, напечатанные в 1919-1921 гг., были опубликованы в коммунистической газете. Когда я об этом говорил следователю, он мне отвечал: "Это нам не нужно".

Председательствующий: Короче говоря, вы отрицаете эти показания. Зачем вы лгали?

Квитко: Мне было очень трудно воевать со следователем...
Председательствующий: А почему вы подписали протокол?
Квитко: Потому что трудно было не подписывать его.

Подсудимый Б.А. Шимелиович, бывший главный врач Боткинской больницы, заявил: "Протокол... подписан мною... при неясном сознании. Такое состояние мое является результатом методического избиения в течение месяца ежедневно днем и ночью..."

Очевидно, что истязали на Лубянке не только Шимелиовича.
Но вернёмся к допросу Квитко в тот день.

Председательствующий: Значит, вы отрицаете свои показания?

Квитко: Абсолютно отрицаю...

Как здесь не вспомнить слова Анны Ахматовой? "Кто не жил в эпоху террора, тот этого никогда не поймет"...

Председательствующий возвращается к причинам "бегства" Квитко за границу.
Председательствующий: Покажите мотивы бегства.

Квитко: Я не знаю, как сказать, чтобы вы мне поверили. Если религиозный преступник стоит перед судом и считает себя неправильно осужденным или неправильно виновным, он думает: хорошо, мне не верят, я осужден, но хоть Б-г знает правду. У меня бога, конечно, нет, и я никогда не верил в бога. У меня есть единственный бог - власть большевиков, это мой бог. И я перед этой верой говорю, что я в детстве и юности делал самую тяжелую работу. Какую работу? Я не хочу сказать, что я делал 12-летним. Но самая тяжелая работа - это находиться перед судом. Я вам расскажу о бегстве, о причинах, но дайте мне возможность рассказать.

Я сижу два года один в камере, это по моему собственному желанию, и для этого у меня есть причина. У меня нет живой души, чтобы с кем-нибудь посоветоваться, нет более опытного человека в делах судебных. Я один, сам с собой размышляю и переживаю...

Чуть позже Квитко продолжит свои показания по вопросу "бегства":

Допускаю, что вы мне не верите, но фактическое положение вещей опровергает вышеприведенный националистический мотив выезда. Тогда в Советском Союзе создавалось много еврейских школ, детдомов, хоры, учреждения, газеты, издания и вся институция "Культур-Лиги" обильно материально снабжалась советской властью. Учреждались новые очаги культуры. Зачем же мне нужно было уезжать? И не в Польшу я поехал, где тогда процветал махровый еврейский национализм, и не в Америку, где живет много евреев, а я уехал в Германию, где не было ни еврейских школ, ни газет и ничего другого. Так что этот мотив лишен всякого смысла... Если бы я бежал от родной советской земли, мог бы я написать тогда "На чужбине" - стихи, которые проклинают бурный застой жизни, стихи глубокой тоски по родине, по ее звездам и по ее делам? Не будь я советским человеком, хватило бы мне силы бороться с вредительством на работе в гамбургском порту, подвергаться издевкам и ругани "честных дядюшек", которые маскировались благодушием и моралью, прикрывая хищников? Если бы я не был преданным делу партии, мог бы я взять на себя добровольно секретную нагрузку, связанную с опасностями и преследованием? Без вознаграждения, после тяжелого малооплаченного трудового дня я выполнял задания, нужные советскому народу. Это только часть фактов, часть вещественных доказательств моей деятельности с первых лет революции до 1925 года, т.е. до тех пор, когда я вернулся в СССР.

Председательствующий не раз возвращался к вопросу антиассимиляционной деятельности ЕАК. ("Обвиняется кровь" - назовет свою выдающуюся книгу об этом процессе Александр Михайлович Борщаговский и, быть может, даст самое точное определение всему, что происходило на этом судилище.) Относительно ассимиляции и антиассимиляции дает показания Квитко:

В чем же я себя обвиняю? В чем я чувствую себя виновным? Первое - в том, что я не видел и не понимал, что Комитет своей деятельностью приносит большой вред советскому государству, и в том, что и я также работал в этом Комитете. Второе, в чем я считаю себя виновным, это висит надо мной, и я чувствую, что это мое обвинение. Считая советскую еврейскую литературу идейно здоровой, советской, мы, еврейские писатели, и я в том числе (может быть, я больше их виноват), в то же время не ставили вопроса о способствовании процессу ассимиляции. Я говорю об ассимиляции еврейской массы. Продолжая писать по-еврейски, мы невольно стали тормозом для процесса ассимиляции еврейского населения. За последние годы еврейский язык перестал служить массам, так как они - массы - оставили этот язык, и он стал помехой. Будучи руководителем еврейской секции Союза советских писателей, я не ставил вопроса о закрытии секции. Это моя вина. Пользоваться языком, который массы оставили, который отжил свой век, который обособляет нас не только от всей большой жизни Советского Союза, но и от основной массы евреев, которые уже ассимилировались, пользоваться таким языком, по-моему, - своеобразное проявление национализма.

В остальном я не чувствую себя виновным.

Председательствующий: Всё?
Квитко: Всё.

Из обвинительного приговора:

Подсудимый Квитко, возвратясь в СССР в 1925 году после бегства за границу, примкнул в гор. Харькове к националистической еврейской литературной группировке "Бой", возглавлявшейся троцкистами.

Являясь в начале организации ЕАК заместителем ответственного секретаря Комитета, вошел в преступный сговор с националистами Михоэлсом, Эпштейном и Фефером, содействовал им в сборе материалов об экономике СССР для отсылки их в США.

В 1944 году, выполняя преступные указания руководства ЕАК, выезжал в Крым для сбора сведений об экономическом положении области и положении еврейского населения. Был одним из инициаторов постановки вопроса перед правительственными органами о якобы имеющей место дискриминации еврейского населения в Крыму.

Неоднократно выступал на заседаниях президиума ЕАК с требованием расширения националистической деятельности Комитета. В 1946 году установил личную связь с американским разведчиком Гольдбергом, которого информировал о положении дел в Союзе советских писателей, и дал ему согласие на выпуск советско-американского литературного ежегодника.

Из последнего слова Квитко:

Гражданин председатель, граждане судьи!

Перед самой радостной аудиторией с пионерскими галстуками выступал я десятки лет и воспевал счастье быть советским человеком. Кончаю же я свою жизнь выступлением перед Верховным Судом Советского народа. Обвиняясь в тягчайших преступлениях.

Это выдуманное обвинение обрушилось на меня и причиняет мне страшные муки. Почему каждое мое слово, сказанное здесь в суде, пропитано слезами?
Потому, что страшное обвинение в измене Родине невыносимо для меня - советского человека. Заявляю суду, что я ни в чём не виновен - ни в шпионаже, ни в национализме.

Пока мой ум ещё не совсем помрачен, я считаю, что для обвинения в измене Родине надо совершить какой-то акт измены.

Я прошу суд учесть, что в обвинении нет документальных доказательств моей якобы враждебной деятельности против ВКП(б) и советского правительства и нет доказательств моей преступной связи с Михоэлсом и Фефером. Я не изменял Родине и ни одного из 5 предъявленных мне обвинений не признаю...

Мне легче быть в тюрьме на советской земле, чем на "свободе" в любой капиталистической стране.

Я - гражданин Советского Союза, моя Родина - Родина гениев партии и человечества Ленина и Сталина, и я считаю, что не могу быть обвинён в тяжких преступлениях без доказательств.

Надеюсь, что мои доводы будут восприняты судом как должно.
Прошу суд вернуть меня к честному труду великого советского народа.

February 24th, 2010 , 03:30 pm

…Дело было направлено 7 апреля 1952 года в Военную коллегию Верховного суда СССР, где рассматривалось с 8 мая по 18 июля 1952 года под председательством председателя Военной коллегии А.А. Чепцова.

В настоящее время в нашем распоряжении имеется объяснение председательствующего по делу генерал-лейтенанта юстиции А.А. Чепиова, адресованное 16 августа 1957 года маршалу Г.К. Жукову. Маршал интересовался тем, как вынесли смертный приговор безвинным людям. А.А. Чепцов пояснил, что в конце марта или в начале апреля 1952 года его вызвал к себе министр госбезопасности СССР Игнатьев С.Д. и сообщил, что он докладывал дело Лозовского и других на Политбюро ЦК, которым было предложено приговорить всех обвиняемых к расстрелу, а обвиняемую Лину Штерн — к трем годам высылки в отдаленные местности СССР.
В те годы это был обычный порядок, когда многие уголовные дела еще до суда докладывались Сталину или на Политбюро ЦК с его участием, где и решались вопросы вины и наказания арестованных.
В ходе судебного процесса А.А. Чепцов убедился, что нет доказательств вины. Он прервал в начале июля 1952 года процесс и последовательно обращался к Генеральному прокурору СССР Сафонову, Председателю Верховного суда СССР Волину, Председателю КПК Шкирятову, Председателю Президиума Верховного Совета СССР Швернику. Ему посоветовали обратиться к Маленкову.
Г.М. Маленков принял А.А. Чепцова и заявил ему: «Вы хотите нас на колени поставить перед этими преступниками, ведь приговор по этому делу апробирован народом, этим делом Политбюро занималось 3 раза, выполняйте решение Политбюро». Есть данные, что до приема А.А. Чепцова Г.М. Маленков доложил этот вопрос Сталину.
А.А. Чепцов заявил Маленкову, что он передаст его указания остальным двум судьям и что как члены партии все они выполнят указания Политбюро. После этого был вынесен приговор Военной коллегией Верховного суда СССР от 11 — 18 июля 1952 года. Лозовский С.А., Фефер И.О., Юзефович И.С., Шимелиович Б.М., Квитко Л.М., Маркиш П.Д., Бергельсон Д.Р., Гофштейн Д.Н., 3ускин В.Л., Тальми Л.Я., Ватенберг И.С., Теумин Э.И., Ватенберг-Островская Ч.С. были приговорены к расстрелу, а Штерн Л.С. к лишению свободы сроком на 3 года 6 месяцев с последующей высылкой на 5 лет в город Джамбул. С.Л.Брегман после поступления дела в суд умер, и дело о нем было прекращено.
12 августа 1952 года приговор в отношении осужденных к расстрелу был приведен в исполнение….

Кузнецов Николай Герасимович. "Накануне".

После войны я сам оказался на скамье подсудимых. Мне тоже пришлось испытать произвол времен культа личности, когда "суд молчал". Произошло это после надуманного и глупого дела Клюевой и Роскина, обвиненных в том, что они якобы передали за границу секрет лечения рака. Рассказывали, что Сталин в связи с этим сказал:

— Надо посмотреть по другим наркоматам.

И началась кампания поисков "космополитов". Уцепились и за письмо Сталину офицера-изобретателя Алферова. Он сообщал, что руководители прежнего Наркомата Военно-Морского Флота (к тому времени объединенного с Наркоматом обороны) передали англичанам "секрет" изобретенной им парашютной торпеды и секретные карты подходов к нашим портам. И пошла писать губерния! Почтенные люди, носившие высокие воинские звания, вовсю старались "найти виновных" — так велел Сталин.

Я знал этих людей, знал об их личном мужестве, проявленном в боях, знал о том, что они безукоризненно выполняли обязанности по службе. Но тут команда была дана, и ничто не могло остановить машину. Под колеса этой машины я попал вместе с тремя заслуженными адмиралами, честно и безупречно прошедшими через войну. Это были В.А.Алафузов, Л.М.Галлер и Г.А.Степанов.

Впоследствии все, привлекавшиеся к суду по этому делу, были полностью реабилитированы. А.А.Чепцов (генерал-лейтенант юстиции), стряпавший в свое время обвинительный материал для Военной коллегии, в 1953 году обратился ко мне за советом, как лучше обосновать нашу невиновность. Я ему ответил: — Как закрутили, так и раскручивайте. Реабилитация была полная, но не все осужденные на том процессе дождались ее. Лев Михайлович Галлер, один из организаторов нашего Военно-Морского Флота, отдавший ему всю свою жизнь, так и умер в тюрьме.

"Известия ЦК КПСС", 1989 г., №12

…Объяснения А.А.Чепцова находят свое подтверждение. Так, 24 июля 1953 г. М.Д.Рюмин, принимавший участие в расследовании дела С.А.Лозовского и других, будучи допрошен в качестве обвиняемого, признал: "Когда суд пытался возвратить это дело на доследование, я настаивал на том, чтобы был вынесен приговор по имеющимся в деле материалам".

Бывший помощник М.Д.Рюмина - И.И.Гришаев на допросе по делу М.Д.Рюмина показал: "Со слов Рюмина мне известно, что во время разбирательства дела ЕАК т.Чепцов обращался в инстанцию, где говорил о недостатках и нарушениях, допущенных по делу, однако, как мне говорил Рюмин, т. Чепцов критиковал это дело не за то, что оно вообще сомнительно, а за то, что арестованные не разоблачены и корни преступлений не вскрыты"…

------------------ "Память на крови"

…Множество невинных отправил на эшафот и сменивший Ульриха в 1948 году генерал-майор юстиции Александр Чепцов. Потом, в период массовых реабилитаций, этот высокопоставленный юрист не отрицал, что сочинял и подписывал заведомо неправосудные приговоры, однако в свое оправдание говорил, что был вынужден это делать по требованиям руководителей партии и правительства….

…А.Чепцов уже в звании генерал-лейтенанта вышел в отставку в 1957 году, после чего получил работу в каком-то институте Академии наук. Умер в 1980 году. Чувство исполненного долга и душевное равновесие позволили ему дожить почти до 80 лет…

Если кто располагает другими материалами о деятельности и жизни этой личности, пожалуйста, поделитесь!

Я хотел взглянуть на его внешний облик, который иногда тоже о чем-то говорит. Но даже в крупнейших библиотеках России опытные библиографы, просмотрев множество источников, не смогли найти фотографию этого человека. Нет ее и на памятнике, который можно увидеть на участке №12 Ваганькова кладбища в Москве. Здесь покоится генерал-лейтенант юстиции Чепцов Александр Александрович.

Что можно сказать об этой высокопоставленной персоне?

Читал, что некий древний мыслитель, размышляя об умерших, создал крылатую фразу: «О покойниках или хорошо, или ничего.» («De mortuis aut bene, aut nihil» ). Этот афоризм широко известен. Но мало кто знает, что впоследствии его автор счел более справедливым несколько иное выражение: «О мёртвых - правду!» («De mortuis - veritas!» )

Мне больше по душе второе изречение. Поэтому скажу правду и о Чепцове, которую, впрочем, и никто не скрывал. А эта правда в том, что он председательствовал в одном из самых постыдных судебных процессов, ярко отражавшем политику государственного антисемитизма Советского Союза. Это был «суд» над группой ярких представителей ЕАК - Еврейского Антифашистского Комитета.

Этих общественных деятелей сочли преступниками только за то, что шли не по пути ассимиляции, а стремились сохранить и развивать свою национальную культуру и искусство. Никакого криминала, согласно замечательным советским законам, их действия и поступки не содержали. Это в «тюрьме народов», как в Советском Союзе было принято называть царскую Россию, открыто действовали многочисленные законодательные установки, ограничивавшие права евреев, а славная Сталинская Конституция провозглашала равенство всех народов. На бумаге! Секретом Полишинеля были депортация и лишение куцей автономии целых народов, и ущемление их элементарных прав.

Евреев не выселяли и не обязывали носить опознавательные знаки, но после войны была создана такая ситуация, что они могли упоминаться только в фельетонах и антисемитских публикациях. Сначала их обвинили в космополитизме, а затем, повернув на 180°, приплели национализм. Закрыли еврейские организации, театры, газеты (даже пишущие машинки с еврейским шрифтом уничтожили, а еврейские литеры в типографиях переплавили). Дело дошло до абсурда. Даже на надгробиях запрещалось употреблять еврейские символы. В 1947 году борисовским евреям было разрешено за собранные деньги установить памятник над оврагом, где по приказу нацистских оккупантов расстреляли около 9000 обитателей гетто, но с условием, что упоминания о евреях на монументе не будет. Только спустя 50 лет, когда была отнята власть у коммунистов, на этом памятнике появилось изображение меноры, а на входе в некрополь - звезда Давида.

И в этой обстановке генерал-лейтенант юстиции А.А. Чепцов совершил ошеломляющий поступок, на который никто из его коллег никогда не решался. Убедившись, что порученное ему для судебного рассмотрения дело шито белыми нитками, он приостановил процесс и решил известить об этом руководство страны. Правда, если следовать закону, то суд мог бы и без советов с партруководством вынести оправдательный приговор или направить дело на доследование. Но советские судьи, в т.ч. и Чепцов, знали, что провозглашенный Конституцией принцип независимости судей являлся лишь дымовой завесой для легковерных.

Мнение состава суда Чепцов изложил генеральному прокурору СССР Г.Н. Сафонову, председателю Верховного суда СССР А.А. Волину, председателю Президиума Верховного Совета СССР Н.М. Швернику, секретарю ЦК ВКП(б) П.К. Пономаренко, председателю комитета партийного контроля М.Ф. Шкирятову, но все они, не желая ввязываться в эту совершенно не нужную им щекотливую проблему, рекомендовали обратиться к секретарю ЦК партии Г.М. Маленкову.

А как мог реагировать Георгий Максимилианович, этот зачинщик и организатор пресловутого «Ленинградского дела», результатом которого был расстрел видных и ни в чем не повинных государственных деятелей?

Маленков скомандовал: этот вопрос решен на политбюро, и извольте его выполнить!

А решение Политбюро было таким: всех обвиняемых, за исключением академика Лины Штерн, расстрелять.

И псевдосудья Чепцов с генеральским званием направился писать заведомо неправосудный приговор, который обжалованию не подлежал.

Закрытый и гнусный процесс продолжался с 8 мая по 18 июля 1952 года, а 12 августа подсудимые, за исключением Лины Штерн, были расстреляны.

Вот их имена.

	Соломон Лозовский, 74 лет, большевик с 1905 г., замнаркома иностранных дел, замначальника Совинформбюро (СИБ), член ЦК ВКПБ(б), профессор кафедры международных отношений ВПШ, награжденный орденами Ленина и Отечественной войны I степени.
	Исаак Фефер, 52 лет, член ВКП(б) с 1919 г. Поэт, ответственный секретарь ЕАК.
	Иосиф Юзефович, 62 лет, член ВКП(б) с 1917 г., профсоюзный деятель, сотрудник НИИ истории АН СССР и редакции БСЭ.
	Борис Шимиелович, 60 лет, член ВКП(б) с 1920 г., с 1931 г. главврач Боткинской больницы. Награжден орденами Трудового Красного Знамени и Отечественной войны I степени.
	Лев Квитко, 52 лет, член ВКП(б) с 1941 г., поэт, награжден Орденом Трудового Красного Знамени.
	Перец Маркиш, 57 лет, член партии с 1939 г., поэт, драматург, награжден орденом Ленина.
	Давид Бергельсон, 68 лет, беспартийный, писатель.
	Давид Гофштейн, 63 лет, член партии с 1940 г., поэт, переводчик, представитель ЕАК на Украине.
	Вениамин Зускин, 53 лет, беспартийный, с 1921 г. - актер ГОСЕТа, после убийства Михоэлса - его художественный руководитель.
	Леон Тальми, 59 лет, беспартийный, один из основателей КП в США, с 1932 г в Москве, главный редактор Издательства иностранной литературы (ИИЛ), сотрудник ЕАК и СИБ.
	Илья Ватенберг, 65 лет, беспартийный, редактор в ИИЛ, переводчик в ЕАК и СИБ.
	Эмилия Теумин, 47 лет, член партии с 1927 г., редактор в СИБ, заместитель редактора «Дипломатического словаря».
	Чайка Ватенберг-Островская, 51 года, беспартийная, переводчица в ИИЛ и в ЕАК, жена Ильи Ватенберга.

После смерти советского Торквемады все они были реабилитированы по мотиву отсутствия состава преступления.

Что чувствовали после этого вершители их трагической судьбы? Коммунистическая партия пока не у власти, но за нее продолжают голосовать миллионы.

Маленков на склоне лет замаливал грехи в лоне церкви. А о Чепцове кто-то сказал: мог умереть героем, но предпочел умереть палачом.

2013 Александр Розенблюм