Таким и должен быть христианин ревностный и бодрствующий, должен делать добро не однажды, не дважды или трижды, но во всю жизнь. Как тело наше не однажды насыщается для поддержания себя на всю жизнь, но имеет нужду в ежедневном питании, так и здесь, в благочестии, мы ежедневно имеем нужду в помощи от добрых дел.
Иоанн Златоуст
Кто спасет меня в пришествие Судии, судящего по истине? Не принуждал Он меня насильно работать в винограднике Его; добровольно оставался я в нем целый день, чтобы получить награду; но за леность свою лишен оной.
Итак собственными моими словами будет Он судить меня, потому что сам я провозгласил и наименовал себя делателем Его.
Ефрем Сирин
Шествуй по всем возрастам и силам Христовым. Как Христов ученик, очистись, освободись от лежащего на тебе с рождения покрова <ветхого человека>... Претерпи, если нужно, побиение камнями; хорошо знаю, что укроешься посреди них, как Бог, потому что слово не побивается камнями. Приведен ли будешь к Ироду, не отвечай ему. Твое молчание более достойно, чем длинные речи других. Будут ли тебя сечь бичами, ожидай и прочего, вкуси желчь за первое вкушение запретного плода, испей уксус, ищи заплеваний, прими ударение в ланиту и заушения. Увенчайся тернием – суровостью жизни по Богу; облекись в багряную ризу, прими трость; пусть преклоняются, издеваясь над тобою, оскорбляющие истину. Наконец, охотно распнись, умри и прими погребение со Христом, чтобы с Ним и воскреснуть, и прославиться, и воцариться, видя Бога во всем Его величии и Им зримый.
Григорий Богослов
Великая нужна сила для того, чтобы носить имя Христово. Тот, кто говорит, или делает, или в мысли имеет что-нибудь недостойное, не носит Его имени и не имеет в себе Христа. Между тем тот, кто носит <это имя>, торжественно шествует не через торжище, а через небеса; <при виде его> всех объемлет трепет, Ангелы сопутствуют и удивляются ему.
Иоанн Златоуст
Христианские обычаи и законы одним только христианам и свойственны, так что никому другому, кто только захотел бы подражать нам, невозможно перенять их, и это оттого, что они утвердились не человеческими соображениями, но силою Божиею и долговременным постоянством.
Григорий Богослов
Как в Ветхом Завете никому не позволено было священнодействовать, кроме одних иереев, но во время Пасхи все некоторым образом удостаивались сана священства <ибо каждый закапал агнца>, так и в Новом и непреемственном Завете, хотя священнодействие Бескровной Жертвы имеют по преимуществу те, кому дозволено приносить сию Жертву, но и каждый поставляется иереем собственного своего тела не для того, чтобы нерукоположенный присвоил себе право начальства над подчиненными, но для того, чтобы, подчинив своей власти порок, уготовал он тело свое в храм, или святилище непорочности.
Исидор Пелусиот
Кто не предаст себя всецело на крест в смиренном мудровании и самоунижении, и не подвергнет себя перед всеми на попрание, унижение, презрение, онеправдование, осмеяние и поругание, чтобы переносить все это с радостью Господа ради, не ища ничего человеческого, ни славы, ни чести, ни похвалы, ни сладкого ястия и пития, ни <красных> одеяний, тот истинным христианином быть не может.
Марк Подвижник
Верующий должен быть виден не только по дару, но и по новой жизни. Верующий должен быть светильником для мира и солью. А если ты самому себе не светишь, не предотвращаешь собственной гнилости, то почему нам узнать тебя?.. Верующий должен блистать не тем одним, что получил от Бога, но и тем, что ему собственно принадлежит; надобно, чтобы он по всему был виден - и по поступи, и по взору, и по виду, и по голосу. Говорю об этом для того, чтобы нам наблюдать благоприличие не для показа, а для пользы тех, кто смотрит на нас.
Иоанн Златоуст
Бог послал нас свидетельствовать о Нем. Будем же свидетельствовать и убеждать думающих так, <что Он не есть Бог>; если не станем свидетельствовать, то сами будем виновными в их заблуждении. Если же на судилище, где исследуются дела житейские, не принимается свидетель, исполненный многочисленных злодеяний, то тем более здесь, где идет дело о предметах настолько высоких. Мы говорим, что мы слышали Христа и веруем Его обетованиям; а они <неверные> скажут: покажите это делами; жизнь ваша, напротив, свидетельствует, что вы не веруете.
Иоанн Златоуст
Христиане суть жилища Божии, как о том свидетельствует Святое Писание. «Кто любит Меня, тот соблюдет слово Мое; и Отец Мой возлюбит его, и Мы придем к нему, и обитель у него сотворим»,– говорит Христос (Ин. 14, 23). И апостол: «Разве не знаете, что вы храм Божий, и Дух Божий живет в вас?» (1 Кор. 3, 16). И еще: «Не знаете ли, что тела ваши суть храм живущего в вас Святаго Духа, Которого имеете вы от Бога, и вы не свои?» (1 Кор. б, 19). И еще: «Вы храм Бога живаго, как сказал Бог: вселюсь в них и буду ходить в них: и буду их Богом, и они будут Моим народом» (2 Кор. 6, 16). И в прочих местах об этом свидетельствуется. О, как велико это преимущество христиан, что они – жилища Пресвятой Троицы и храм Бога живого!.. Это не что иное, как Царствие Божие иметь в себе (Лк. 17, 27). Блаженно и благословенно сердце, которое сподобилось стяжать это небесное сокровище!
Тихон Задонский
Жизнь есть сила действовать. Жизнь духовная есть сила действовать духовно, или по воле Божией. Такая сила потеряна человеком и пока снова не дастся ему, он не может жить духовно, сколько бы ни полагал намерения. Вот почему излияние благодатной силы в душу верующего существенно необходимо для жизни истинно христианской. Истинно христианская жизнь есть жизнь благодатная. Возводится человек до святой решимости, но, чтобы он мог и действовать по ней, необходимо, чтобы с его духом сочеталась благодать. При этом сочетании нравственная сила, знаменуемая только первым воодушевлением, запечатлевается в духе и остается при нем навсегда. В этом-то восстановлении нравственной силы духа и состоит действие возрождения, совершаемого в Крещении, где ниспосылается человеку как оправдание, так и сила действовать «по Богу», в праведности и святости истины» (Еф. 4, 24).
Феофан Затворник
Бог есть свет и сообщает от светлости Своей тем, с кем соединяется, по мере очищения их. И тогда погасшая лампада души, то есть омраченный ум, познает, что зажглась и засветилась, потому что объял ее Божественный огонь. О чудо! Человек соединяется с Богом духовно и телесно, потому что душа его при этом не отделяется от ума, ни тело от души. Так как Бог вступает в единение со всем человеком, то есть с его душою и телом, то и он соделывается тройственным, как бы триипостасным по благодати,– из тела, души и Божественного Духа, от Которого принял благодать. Тогда исполняется сказанное царем и пророком Давидом: «Я сказал: вы – боги, и сыны Всевышнего» (Пс. 81, 6). Сыны Всевышнего по образу, то есть сыны Всевышнего и по подобию, так как сподобились быть порождениями божескими от Божественного Духа.К таковым сказал и всегда говорит Христос: «Пребудьте во Мне» и принесете много плода (Ин. 15, 4), многим плодом называя множество людей, обретающих через них спасение. И еще говорит: ветвь, если не будет на лозе, засохнет и будет ввержена в огонь. «Пребудьте во Мне, и Я в вас» (Ин. 15, 4). А что Христос пребывает в нас и мы в Нем, этому сам Он учит, когда говорит: «Как Ты, Отче, во Мне, и Я в Тебе, так и они да будут в Нас едино» (Ин. 17, 21). И, желая полнее представить это, снова берет слово и говорит: «Я в них, и Ты во Мне; да будут совершены воедино» (Ин. 17, 23). Для большего же еще убеждения слушавших говорит и это: «И славу, которую Ты дал Мне, Я дал им: да будут едино, как Мы едино... и да познает мир, что Ты... возлюбил их, как возлюбил Меня» (Ин. 17, 22, 23). Очевидно теперь, что как Отец по естеству пребывает в Сыне и Сын в Отце, так и те, которые, уверовав, родились снова от Духа Святого и сделались братьями Христу и Богу по дару Его и сынами Божиими, пребывают в Боге и Бог в них, по благодати. Которые же не сделались таковыми и всецело не изменились деянием, разумом и созерцанием – такие как не стыдятся говорить, что они христиане? Как дерзают они отверзать уста свои и без стыда возвещать сокровенные тайны Божии? Как не стыдятся они ставить себя в число истинных христиан и духоносных мужей, не имея в себе ничего духовного и не только радения, но и помышления о том не имея? Как некоторые из таких не трепещут вступать на степень диаконства и иерейства и священнодействовать Пречистое Тело и Кровь Господа? Поистине недоумеваю. Конечно, слепота ума и сопутствующее ей нечувствие, и неведение, и рождающееся от них самомнение делают то, что такие попирают, как прах, истинное золото и многоценный камень – Господа нашего Иисуса Христа. Но горе им за эту их страшную дерзость, по которой осмеливаются они восходить на такие степени, с такой великой безбоязненностью пред Богом и небрежением о божественных вещах, как будто малых и ничтожных, и это только для того, чтобы казаться выше других. И кто после этого будет называть их христианами?
Симеон Новый Богослов
«И все, видя то, начали роптать, и говорили, что Он зашел к грешному человеку; Закхей же, став, сказал Господу: Господи! половину имения моего я отдам нищим, и, если кого чем обидел, воздам вчетверо» (Лк. 19, 7–8). Обрати внимание на чудо: еще не учился – и повинуется, еще не слышал наставления – и исполняет, ибо Спаситель еще ничего не заповедал о милостыне и о любви к бедным, но просвещал молча. Как солнце, вливаясь лучами в дом, вносит свет, так Спаситель лучами правды прогнал тьму нечестия. «Свет во тьме светит» (Ин. 1,5). Потому-то Закхей, стоя при дверях, сказал: «половину имения моего я отдам нищим». Прекрасные слова! Они побеждают природу, или лучше, навык, который есть другая природа. Заметь здесь, что богатство Закхея собрано не от одной неправды, а и от имений наследственных. Ибо если бы оно было от одной неправды, то как мог бы он возвратить вчетверо?
Иоанн Златоуст
Следовать же Христу означает жить по Евангелию Его, проявляя всякую добродетель и благочестие; желающий же следовать Ему должен отвергнуть себя и взять крест свой и уже более не щадить себя, если призовет время, но быть готовым и на позорную смерть ради добродетели и истины Божественных догматов.
Григорий Палама
Автор притч сказал: «Доброе имя лучше большого богатства, и добрая слава лучше серебра и золота» (Притч. 22,1). Так и Христос повелел: «Да светит свет ваш пред людьми» (Мф. 5, 16) – не для того, чтобы мы действовали из честолюбия <да не будет этого! Христос искореняет его, повелевая и молитву и милостыни творить не всенародно, и утаивать от одной руки, что сделано другою>, но для того, чтобы мы никому не давали справедливого повода к соблазну. В таком случае и против воли нашей свет дел озарит видящих и обратит к славословию Божию. Ибо что это подразумевает Христос, видно из того, что не сказано: «чтобы вы прославились», но: «чтобы они видели ваши добрые дела и прославляли Отца.вашего Небесного» (Мф. 5, 16).
Исидор Пелусиот
По сим чертам познается старающийся быть подражателем Богу, в благотворении пребывает он для всех равен, и для друзей, и для расположенных неприязненно, терпит ли зло, воздает за зло добром и обижающих пристыжает не только тем, что великодушно переносит дерзости, но и тем, что всякое добро, какое только может, оказывает им от полноты сердца.
Нил Синайский
Пребывать в мире с Богом нельзя без непрерывного покаяния. Условие к миру с Богом апостол Иоанн ставит такое: «если сердце наше не осуждает нас» (1 Ин. 3, 21). Если нет ничего на совести, можно иметь дерзновение и доступ к Богу в чувстве мира, а если есть, то мир нарушается. Бывает что-нибудь на совести от сознания греха. Но, по тому же апостолу, мы никогда не бываем без греха, и это так решительно, что тот уже лжец, кто иначе думает и чувствует (1 Ин. 1, 8). Следовательно, нет минуты, когда бы кто не имел чего-нибудь на совести – вольного или – невольного, а потому нет минуты, когда бы не возмущался его мир с Богом. Отсюда следует, что совершенно необходимо очищать свою совесть, чтобы быть в мире с Богом. Очищается же совесть покаянием; следовательно, непрерывно должно каяться. Ибо покаяние смывает всякую скверну с души и делает ее чистою (1 Ин. 1, 9). Покаяние это состоит не в словах только: прости. Господи; помилуй. Господи,– но при нем неизбежны все действия, обусловливающие отпущение грехов, то есть: сознание определенной нечистоты помысла, взгляда, слова, соблазна или другого чего-нибудь, сознание своей виновности в том и безответственности без самооправдания, молитва об оставлении ради Господа до умирения духа. Что касается до великих грехов, то их тотчас должно Исповедать духовному отцу и принять разрешение, ибо в тех не успокоишь духа одним повседневным покаянием. Таким образом, обязанность непрерывного покаяния есть то же, что обязанность содержать совесть в чистоте и безукоризненности.
Таинство Евхаристии установлено Спасителем на Его последней Вечере с учениками при произнесении Им слов "приимите, ядите... пийте от нея вси... сие творите в Мое воспоминание..." Но еще задолго до этой таинственной трапезы Спаситель раскрыл апостолам мистический смысл причащения Его Тела и Крови. В самом деле, сразу же после первого чудесного насыщения 5 000 человек пятью хлебами, т. е. еще задолго до Преображения и до Его входа в Иерусалим, точнее в период между I и II пасхой Своего общественного служения, Господь Иисус Христос произнес в капернаумской синагоге Свою проповедь о Хлебе Жизни. Тут среди этих стройных колонн классического греческого стиля, украшенных, однако, и еврейскими религиозными эмблемами: семисвечниками, гранатовыми яблоками, шестиконечными звездами, - в этом, ныне вполне уже раскопанном и очищенном дивном портике этой синагоги с видом на Тивериадское море, Спасителем было предложено Его учение о Небесном Вечном Хлебе (Ин. 6:24-66).
В сущности, эта проповедь естественно распадается на две части: предварительную, в которой Он говорит больше о ветхозаветном прообразе Евхаристии (стихи 27-47), и само учение о Небесном Хлебе Жизни (48-66).
Обратиться к ветхозаветному символу Евхаристии побудили Спасителя сами же ученики, вспомнив по поводу бывшего накануне (Ин. 6:12) чудесного насыщения 5 000 людей ветхозаветное чудо с падавшей с неба манной: "Отцы наши ели манну в пустыне, как написано: хлеб с неба дал им есть" (Ин. 6:31; Исх. 16:15; Пс. 77:24). Господь должен был, как часто и в других случаях, иметь перед Собой узкую национальную психологию иудейскую и их известную косность, неспособность подняться над уровнем исторического и буквального понимания библейских фактов. Надо было им показать, что манна была только прообразом истинного Небесного Хлеба. Но это все же никак не значило бы, что она является опять-таки только единичным историческим фактом, простым эпизодом иудейской истории. Манна была символом Вечного Хлеба. Это данное историческое событие было и служит прообразом, "типом" вечной реальности, от века установленной евхаристической трапезы. Но только прообразом, и потому неполным и несовершенным. Манна была чудесной пищей, падавшей с неба, тогда как Евхаристия есть само истинное Тело Христово; манна падала только в течении какого-то времени, а Евхаристия установлена на бесконечные времена, "всегда, ныне и присно и во веки веков". Манна питала только тело, тогда как Небесный Хлеб питает всецелого человека и проходит "во уды, во вся составы, во утробу, в сердце". Он сообщает человеку бессмертие, которое не в состоянии была дать манна.
Святой Кирилл Александрийский в своем толковании на Евангелие от Иоанна (кн.ІІІ, гл. 6) так объясняет эту связь: "Манна питала в пустыне один только народ иудейский, тогда как во вселенной существуют бесчисленно другие народы. Истинный Хлеб Жизни, сошедший с неба, имеет силу питать всю вселенную и давать ей совершенную жизнь".
Псалмопевец воспринял эту ветхозаветную манну, как "хлеб небесный и хлеб ангельский" (Пс. 77:24-25). По этому поводу тот же святой Кирилл говорит, что хотя ангелы и не могут вкушать грубой пищи, "но ничего не воспрещает думать, что т. к. они суть духи, то и могут нуждаться в таковой же пище, очевидно духовной и умственной". И несколько дальше: "Христос есть Хлеб и самих ангелов". И святой Амвросий Миланский учит: "Тобою (т. е. Хлебом Небесным) питаются преизобильно ангелы на небе".
Но обратимся к более существенной части той же капернаумской беседы Господа. Не манна есть истинная и вечная жизнь, а Христос - Хлеб, сшедший с небес (6:41). В этом учении Христа важны две главные мысли, а именно: а) Евхаристия воскрешает вкушающих от нее (6:48-54), и б) Евхаристия есть соборное единство всех ее причастников, членов таинственного Тела Христова (6:56).
1. В самом деле, если прообраз Евхаристии, манна, могла только напитать человеческие физические силы странствующих в пустыне иудеев и имела, таким образом, только временное значение, то вечный смысл Евхаристии есть воскрешение и вечная жизнь. "Я есмь Хлеб жизни. Отцы ваши ели манну в пустыне и умерли; Хлеб же, сходящий с неба, таков, что ядущий его не умрет" (6:48-50). Этот Хлеб, т. е. Плоть Господа, дается за жизнь мира, и ядущий его жить будет вовек (6:51), а тот, кто не будет есть Плоти Сына Человеческого и пить Крови Его, не будет иметь в себе жизни (6:53). "Ядущий Мою Плоть и пиющий Мою Кровь имеет жизнь вечную, и Я воскрешу Его в последний день" (6:54).
Святой Кирилл Александрийский, толкуя 6:51, так догматизирует по этому поводу: "Поскольку Животворящее Слово Божие вселилось во Плоти, Оно преобразовало его (т. е. Тело) в собственное качество, т. е. жизнь, и, всецело соединившись с ним неизреченным образом единения, сделало его животворным, каково и Само Оно есть по природе. Поэтому Тело Христа животворит тех, кто становится причастником его, так как оно изгоняет смерть, когда является между умирающими, и удаляет тление, неся в себе Слово, совершенно уничтожающее тление". И несколько далее святой отец продолжает говорить о границах этой воскрешающей мощи Тела Христова: "Оживет всякая плоть, ибо пророческое слово предвозвещает, что восстанут мертвые" (ср. Ис. 26:19). Мы думаем, что следствия таинства Воскресения Христова простираются на все человечество. А Златоуст учит: "В Ветхом Завете было обещание долговечности и многолетия, но теперь обещается не просто долговечность, но жизнь, конца не имеющая". Таким образом, Евхаристия есть единая существенная связь наша с умершими. Причащаясь Тела и Крови Христовых, мы входим в теснейшее общение и с усопшими причастниками их. В византийском же чине проскомидии, как это будет ясно из дальнейшего изложения, это общение с миром усопших становится особенно ясным благодаря молитвенному поминовению имен живых и усопших при вынимании частиц из просфор и потом при погружении их в Чашу Святой Крови с произнесением слов "Отмый, Господи, грехи всех поминавшихся честною Твоею Кровию и молитвами святых Твоих". Православная Литургия византийского чина являет, таким образом, особенно ясное литургическое исповедание общения со святыми и соборного единства церковного.
2. Из этого следует и другое: капернаумская беседа раскрывает и экклезиастический смысл Евхаристии. Спаситель говорит: "Ядущий Мою Плоть и пиющий Мою Кровь пребывает во Мне, и Я в нем" (6:56). Каждый, причащаясь Тайн Господних, становится членом Его мистического Тела, т. е. Церкви. Евхаристия есть Тело Христово, и Церковь, по апостолу Павлу, также есть то же соборное Тело Христово (Ефес. 4:15-16; Колос. 1:24). Другими словами, природа Церкви евхаристична. Евхаристии нет вне Церкви, ибо нет тела вне Тела; и Церковь не может быть без Евхаристии. Нельзя поэтому быть членом Церкви и не причащаться того, что есть Тело Христово, т. е. Сама Церковь. В Евхаристии - знак церковности.
Вот что читаем мы у Златоуста: "Чтобы не любовию только, но и самим делом быть нам членами Плоти Христовой, будем соединяться с этой Плотью. А это бывает через пишу, которую Христос даровал, чтобы выразить Свою великую любовь к нам. Для этого Он смесил Самого Себя с нами и растворил Тело Свое в нас, чтобы мы составили нечто единое, как тело, соединенное с головою. И это есть знак самой сильной любви... Чтобы ввести нас в большее содружество с Собою и показать Свою любовь к нам, Он дал желающим не только видеть Его, но и осязать, и есть, и касаться зубами Плоти Его, и соединяться с Ним, и насыщать Им всякое желание".
Вот каков этот таинственный Хлеб Жизни, Хлеб Небесный. Сам Христос, сошедший с небес и родившийся от Пречистой Девы в граде Вифлееме, в "Доме Хлеба", так как ביח-להס [Вифлеем] значит именно Дом Хлеба; Он внесен по прошествии 40 дней, когда настало "время сотворити Господеви", в Храм и принят там праведным Симеоном словно приношение Хлеба для Тайной Евхаристической Вечери. Предназначенный еще от вечности к причастию верных, к их освящению и обожению, как от вечности же, прежде создания мира, предназначен к заколению и Агнец Божий (1Пет. 1:20).
В дивной молитве святого Амвросия Миланского, положенной Церковью для чтения иереем перед совершением Литургии, так сказано об этом Хлебе:
"Хлеб сладчайший... Хлеб чистейший, всякия сладости и благовония исполненный, Хлеб, им же питаются преизобильно ангели на небеси... Хлебе святый, Хлебе живый, Хлебе вожделенный, сходяй с небесе и даяй мирови жизнь".
Хлеб, стало быть, вечного бессмертия. Хлеб соборного единения в Церкви.
Все в этом учении Спасителя полно тайны и не поддается анализу рассудка. Таинственность Хлеба вечной жизни обнаруживается и в самом библейском прообразе его, т. е. в этой необычайной ветхозаветной манне. "Иудеи, - говорит толкователь священного текста, - видя падающую манну, спрашивали друг друга: "Что есть это?" - ибо не знали, что это было... Эти слова, "что это", выраженные в виде вопроса, и именуют предмет, который на сирском языке звучит, как "манна", т. е. "это что?" אהוס ".
Недоумение древнего иудея при виде необычайной небесной манны повторилось (правда, гораздо резче) и при капернаумской проповеди Господа. Тут лишний раз в истории человеческого религиозного сознания подтвердился факт мучительной апории, безвыходного тупика.
В самом деле, иудейско-языческое сознание стремилось отделить мир от Бога, углубить пропасть между ними, подчеркнуть непреодолимую трансцендентность Бога для мира. Поэтому христианский догмат о Воплощении Слова, о вочеловечении Бога, то есть исповедание веры в имманентность Божества, при Его видимой трансцендентности, является для нехристианства столь неприемлемым и невероятным. Вот почему докетизм, манихейство, эвионитство и арианство так упорно сопротивлялись Православию и находили большое число сторонников среди образованных и в то же время благочестивых людей своего времени. Непросвещенный светом христианского учения ум искал в языческой философии и находил в ней доводы против такого, казалось бы, дерзновенного умаления Бога, кенозиса, так как обнищание Бога, Его снисхождение казалось безумием, а безумие неприемлемо.
"По мнению языческих мыслителей, - скажем словами В. Несмелова, - все несчастье человеческой жизни заключается в связи бессмертного духа и смертного тела, потому что этой связью необходимо создается роковое противоречие в человеческой природе и жизни... Они признавали связь духа и тела в человеческой природе за связь неестественную, и это признание определило собой все дальнейшее построение их сотериологических воззрений". И раз уж человеческий ум не может удовлетвориться ни системой материалистического монизма, ни системой монизма спиритуалистического или идеалистического, то естественно остается единоприемлемым миропонимание дуалистическое. Но если из дуалистического миропонимания (т. е. из признания наличности двух начал в человеке, духа и тела) легко вытекает соблазн окказионализма, который никак не в состоянии обосновать и осмыслить само бытие духа в чуждом ему теле, то, следовательно, надо искать чего-то другого, иного, чем окказионализм, подхода к телу и духу. Надо оправдать тело перед лицом духовного начала, надо уверовать в возможность его одухотворенности (σώμα πνευματικόν [тело духовное]). Вот почему православная богословская мысль путем долгих и мучительных исканий, споров, богословских дерзновенных вопрошаний и, конечно, при участии многовекового мистического и аскетического опыта пришла к вере и учению об обоженной плоти, что у мистиков Востока выразилось в учении о "богоподобной плоти" (особенно у святого Григория Паламы).
Иудеи спрашивали: "Как Он может дать нам есть Свою Плоть?" (6:52). По этому поводу хорошо замечает Златоуст: "Что воскрешали пророки, это апостолы знали, хотя Писание говорит об этом и не так ясно; но чтобы кто-нибудь ел плоть, о том никогда не говорил ни один из пророков".
Это именно σώμα πνευματικόν или όμοθεον σώμα [тело, единое с Божеством] было камнем преткновения для рационализировавших капернаумских слушателей Христа и осталось таким же камнем для современных рационалистов. Спрашивали иудеи: "Как Он может дать нам есть Свою Плоть?" (6:52). Слова Спасителя соблазняли даже близких Ему учеников, которые постоянно Его слушали (6:61). "С этого времени многие из учеников Его отошли от Него и уже не ходили с Ним" (6:66).
Как это типично для всех времен, до нашего включительно! Чудеса Христовы иудеи видели и изумлялись им; нравственному учению Его внимали и с благоговением принимали, как самую возвышенную проповедь, и этим готовы были ограничить круг своих религиозных потребностей. Догматическое же учение о вечном бытии Сына (Ин. 8:58) и о единосущии Его с Отцом показалось благочестивому иудею хулой (Ин. 5:18; 10: 30-31). А уж это учение в "капернаумском сонмище" о возможности освящения тела, о причастии к обоженной плоти, об обожении, таким образом, и себя и о воскресении в этом теле - всё это показалось безумием и повергло в скорбь иудейского рационалиста и оттолкнуло от Спасителя даже близких Ему учеников. Разве не то же мы видим и теперь? Разве не тот же дух рационализма и скепсиса томит наш разум? Разве не хотим мы в Тайной Вечере видеть только "трогательную" сцену прощальной трапезы с учениками и вслед за тем в Литургии - только символическое воспоминание этой Вечери? Разве многие верующие в наши дни не отходят от Христа и от Церкви подобно соблазнившимся ученикам Господа?
Ах, как многие в наше время готовы принять в Евангелии только "исключительно высокую нравственную проповедь" и вслед за Ренаном и Толстым видеть в Христе только "совершенного учителя морали!" Ах, как многие не понимают, что Евхаристия есть центральная точка христианской религиозной жизни, что без нее нет Церкви, нет и Самого Вечного Богочеловека!
Существуют люди, которые воздыхают о духовных благах, - говорит Lagrange, - которые ищут их около Господа Иисуса Христа. Но Евхаристия их отвращает; они приемлют ее только, как воспоминание прошлого. Но тогда Иисус не присутствует среди них реально, Он как бы лишен божественного свойства быть везде и всегда со Своими. Он отдан определенному моменту истории... И они говорят: "Как может этот Человек дать нам есть Свою Плоть?"
Потому-то Спаситель и предложил эту Свою проповедь о Небесном Хлебе задолго до Тайной Вечери, чтобы приготовить Своих апостолов к принятию этой мысли, чтобы приучить к ней. Рационалистическое же сознание среднего религиозного обывателя не может принять этой слишком дерзновенной, головокружительной мысли. Она, по-видимому, останется "юродством" для многих еще на многие века. Принять Евхаристию, принять учение об обоженной плоти, о вочеловечении Бога, может быть, гораздо труднее, чем согласиться с мыслью о существовании Бога.
«Из проповеди архимандрита Кирила (Павлова)
Ближний от нас ни в чем не зависит, ничем нам не обязан. Все мы принадлежим Богу, в Его руках жизнь и смерть людей. Мы - дети одного Отца Небесного, Который и наградил каждого человека различными дарованиями, душевными и телесными; следовательно, лишь Господь и вправе требовать от нашего ближнего отчета в том, правильно ли он пользуется данными ему талантами, не злоупотребляет ли ими во вред себе или ближним. Нам же не должно входить в разбирательство чужих дел, давать им ту или иную оценку.
Преп. Амвросий
«Нужно смиряться, раздражение и осуждение происходят от гордости». Нарисовал [старец] цепочку колечками и указал, что грехи, подобно цепочке, связываются один с другим и происходят один от другого.
...Не спешить судить и осуждать, потому что видимые нами люди внутри не всегда таковы, какими кажутся снаружи. Нередко человек начнет говорить по обычной немощи человеческой и, не окончивши еще разговора, уже начинает сознавать, что он говорит не то, что следует, а, пришедши в келью, горько раскаивается в сказанном или сделанном. Преподобный Марк Подвижник пишет: «От дел и словес, и помышлений праведник един, а от покаяния праведницы быша мнози»
Не входи в рассмотрение поступков людей, не суди, не говори: зачем так, для чего это? Лучше говори себе: «а мне какое до них дело? Не мне за них отвечать на Страшном Суде Божием». Отвлекай всячески мысль свою от пересуд дел людских, а молись с усердием к Господу, чтобы Он Сам тебе помог в этом, потому что без помощи Божией мы ничего доброго не можем сделать, как и Сам Господь сказал: «без Мене не можете творити ничесоже» (Ин. 15, 5). Подозрительности берегись как огня, потому что враг рода человеческого тем и уловляет людей в свою сеть, что все старается представить в извращенном виде белое черным и черное белым, как поступил он с прародителями Адамом и Евою в раю.
Некоторые греху осуждения подвергаются от привычки, иные от памятозлобия, другие от зависти и ненависти, а большею частью подвергаемся мы греху сему от самомнения и возношения; несмотря на великую свою неисправимость и греховность, нам все-таки кажется, что мы лучше многих. Если желаем исправиться от греха осуждения, то должны всячески понуждать себя к смирению пред Богом и людьми и просить в этом помощи Божией...
Преп. Максим Исповедник
- Кто любопытствует о чужих грехах или по подозрению судит брата, тот не положил еще начала покаяния и не принимал заботы узнать собственные грехи, поистине тягчайшие многопудовой свинцовой тяжести, и не знает, отчего человек бывает тяжкосердым, любящим суету и ищущим лжи (Пс. 4, 3) и потому, как безумный и бродящий во тьме, оставя свои грехи, мечтает о чужих, истинных или мнимых, по одному подозрению.
Преп. Никодим Святогорец
- От самолюбия и самомнения порождается в нас и другое некое зло, причиняющее нам тяжелый вред, именно строгий суд и осуждение ближнего, по которому мы потом ни во что ставим, презираем и уничижаем его при случае. Давая себе высокую цену и высоко о себе думая, естественно, свысока смотрим мы на других, осуждаем их и презираем, так как нам кажется, что мы далеки от тех недостатков, каких, как нам думается, не чужды другие. Но тебе не дано на то власти, и присвояя себе эту власть, ты сам в этот момент делаешься достойным суда и осуждения не пред немощными людьми, но пред всесильным Судиею, всех Богом.
Преп. Антоний Великий
- Если увидишь, что брат согрешил, не презирай его, не отвращайся от него и не осуждай его, ибо иначе сам впадешь в руки врагов твоих.
- Не осуждай никого из смертных, чтобы Бог не возгнушался молитвами твоими.
Авва Дорофей
- Смущать, осуждать и вредить чье дело, как не бесовское? И вот мы оказываемся помощниками бесов на погибель свою и ближнего. Отчего так? Оттого что нет в нас любви! Ибо любовь покрывает множество грехов (1 Петр. 4, 8). Святые не осуждают согрешающего и не отвращаются от него, но сострадают ему, скорбят о нем, вразумляют, утешают, врачуют его как больной член и делают все, чтобы спасти его.
Преподобный Симеон Псково-Печерский
Добрый человек всех людей видит добрыми, а злой и лукавый не только криво, но и прямо ходящих подозревает, укоряет, осуждает и злословит.
Осуждаем же мы наших ближних оттого, что не стараемся познать самих себя. Кто занят познанием самого себя, своими недостатками, грехами, страстями, тому некогда замечать за другими. Помня собственные грехи, о чужих мы никогда не подумаем. Безумно оставить своего мертвеца, свою душу, и идти плакать над мертвецом ближнего.
Осуждая порочных людей, мы сами себя осуждаем, потому что и мы не свободны от грехов. Когда мы покроем согрешение брата своего, тогда и Бог покроет наши согрешения, а когда мы обнаружим грех брата, и Бог объявит согрешения наши.
Язык осуждающего злее ада: даже ад возьмет только злых, а язык пожирает и злых и добрых. Строгий суд о ближнем показывает не доброжелательство, а ненависть к человеку.
Молитва прп. Ефрема Сирина...«Господи, даруй ми зрети моя прегрешения и не осуждати брата моего»
Не осмеивай и не осуждай впадшего в искушение, но чаще молись, чтобы самому не впасть в искушение. Прежде кончины никого не ублажай и прежде смерти ни в ком не отчаявайся.
Подвергшегося падению хорошо поднять на ноги, а не осмеять.
Свт. Иоанн Златоуст
Не осуждай другого, но старайся самого себя исправить, дабы ты сам не был достоин осуждения. Всякий падает когда Бог его не укрепит, без помощи Божией стоять не можем. Осуждая ближнего, ты сделал худшим и того, кто тебя слышал. Если это грешник, то делается беспечным, нашедши себе сообщника в грехе; а если - праведник, то впадает в гордость и надмевается из-за чужого греха, получая повод высоко думать о себе.
Прп. Исайя Отшельник
У кого сердце чисто, тот всех людей почитает чистыми, но у кого сердце осквернено страстями, тот никого не почитает чистым, но думает, что все ему подобны.
Преп. Макарий
Чистотою мысли нашей мы можем всех видеть святыми и добрыми. Когда же видим их дурных, то это происходит от нашего устроения.»
Разговор о патрологии с Артемом Перликом.
Значение святоотеческого взгляда для современного человека открывается тем, кто ощущает, что богословие существует не для споров и пререканий, и уж никак не для академических заслуг богослова, но для нашей радости.
А потому взгляд святых отцов на мир – не нечто, навязанное нам снаружи, но сама жизнь сердца, которую святоотеческий взгляд освобождает из многолетнего плена ложных мыслей и представлений, и человек узнаёт, наконец, что он всегда был любим и предельно нужен, даже тогда, когда ему казалось, что его ничто и никто не ждёт. Святые отцы желали не спорить о вере, но подарить другим счастье видеть эту землю взглядом небесным, а такой взгляд есть повод для всегдашнего человеческого блаженства, потому что он открывает истину о том, что в этом мире и в нашей жизни никогда нет и не было ничего, что Господь не привёл бы к нам ради нашего настоящего счастья.
– Что за наука такая – патрология?
– Для ответа на этот вопрос я прибегну к сравнению. Вот два великих философа: Платон и Аристотель. Их вклад в мировую сокровищницу мудрости неоценим. Но пишут они по-разному. И если мы, например, захотим глубоко разобрать какую-то тему, связанную с творчеством Платона: «Платон и его отношение к творчеству», «Идеальное у Платона», «Платоновский образ Сократа» – то не найдём у него некий диалог на нужную тему. Нам придётся прочитать всего Платона, ознакомиться с научной литературой по данному вопросу, и только тогда мы освоим нужную тему.
Аристотель пишет иначе. Он берёт тему: «Поэтика», «Этика» и пошагово разбирает воззрения всех предшественников по данной проблематике, а потом всё сводит в систему, которая у него формируется не без влияния Платона.
Подобную работу выполняет и патролог – только по отношению к святым отцам. Дело в том, что отцы, соблюдая внутреннее единство мировоззрения, как правило, не сводили свои взгляды в стройную систему (подобно Иоанну Дамаскину). Опыт святых – это опыт постижения Бога, а он для каждого человека и общий, и уникальный. И если мы хотим, чтобы взгляды отцов (или одного отца) были представлены в системе, если нам важно понять, как понимали отцы (от I до XXI в.) важные христианские истины, потребуется патролог, который сводит взгляды отцов в систему, создаёт некий синтез, который охватывает все века и учитывает всё, что только можно учесть.
– В чём заключается смысл патрологии?
– Святые отцы, прежде чем писать, вслушивались в Духа Святого, живущего в них. Но в силу различных причин любой человек может в неком конкретном случае услышать неправильно и передать неверно. Поэтому в патрологии существует принцип согласия отцов. Он страхует Церковь от ошибки. Святой Фотий Константинопольский говорит, что если 10 отцов сказали так, а 500 иначе, то мы должны слушать 500.
Все живущие правильной духовной жизнью христиане имеют Духа Святого. А потому все они ощущают ту же истину, что и отцы. Это обуславливает единство понимания. Мера благодатности отцов – наивысшая. И у них был дар найти словесные формы выражения для того, чтобы явить небесный, Божественный взгляд по отношению к той или иной современной для данного поколения проблемы. Это одновременно дело патролога и великого поэта, а отцы были и тем и другим.
Некоторые люди воспринимают православие как крепость посреди абсолютной тьмы. Соответственно и весь мир в таком восприятии предстаёт как место действия врага рода людского. Для отцов православие иное, это дар для всех, закваска, которая призвана преобразить бытие в Духе. Поэтому отцы с радостью выходили к людям и вдохновляли их жить добром.
Как будто вышел человек,
И вышел, и открыл ковчег,
И всё до нитки ро̀здал.
Отцы брали любую языческую мысль в свой оборот, если только она была созвучна христианству. Поэтому они не чурались находить боговдохновенные строки и у язычников. Достаточно посмотреть, как часто Григорий Богослов цитирует языческих авторов, чтоб убедиться, что это так.
Взгляд святых отцов на бытие – это в большинстве случаев небесный взгляд. Поэтому и патрология помогает людям посмотреть на мир небесным, Божиим взглядом, который абсолютно адекватен бытию и наиболее полно всякую суть выражает.
– Патрологические исследования имеют четкие пределы? Ограничиваются ли они каким-то определенным периодом в истории?
– В православном понимании излияние Святого Духа в Церкви не имеет хронологических рамок. Поэтому наша эпоха столь же святоотеческая, как и любая другая: и в древности, и в будущем. Цепь святых, по мысли самих отцов, никогда не прервётся, и Церковь будет всегда полниться людьми Божьими. Иустин Сербский говорит, что «Церковь – это непрерывная Пятидесятница», где Дух постоянно изливается на всех верных. Поэтому в Церкви никогда не было «золотого святоотеческого века», вернее, такой век в ней существует всегда и так будет до самого конца земной истории. Серафим Саровский и Симеон Новый Богослов говорили, что благодать и сейчас та же, что при апостолах. Поэтому и святые отцы те же, и Бог тот же. И человек не меняется. И если он идёт к Небу – Небо преображает его.
– С чего бы Вы посоветовали начать изучение патрологии человеку, ранее не сталкивающемуся с ней? Трудно ли это?
– Я бы рекомендовал начинать с чтения как такового. Не отдельных цитат, а отеческих произведений. Например, святого Николая Сербского. «Исповеди» Блаженного Августина. Поучений оптинских старцев. А ещё посоветовал бы читать собственно патрологические исследования трудов святых отцов. Такое чтение обычно становится для человека живой водой, с которой невозможно расстаться. Всюду, куда только приходит отеческая мысль, появляется свет.
Приведу пример. Когда духовник дал мне послушание преподавать детям христианскую этику в общеобразовательных и воскресных школах, встал вопрос, как это делать правильно. Эти предметы могут быть самыми интересными в школе, но могут стать и самыми скучными, если преподавать их схоластически и в отрыве от духовной жизни и духовного опыта учителя и учеников. Дореволюционный опыт не подходил для новых детей, а нового не имелось. Да и что это за новый опыт, на чём он должен быть основан? Тогда я стал изучать, как святые отцы и самые лучшие из учителей современности преподают, что говорят детям и подросткам о православии. Их замечательный опыт оформил в единую систему, которую назвал «Святоотеческая методика преподавания». В течение многих лет этот метод я применял в нескольких общеобразовательных и множестве воскресных школ Донецкой епархии. В результате каждый урок становился для детей событием и праздником. Уроком- светом, уроком-радостью. Дети даже просили, чтобы этот урок проводился не только во время занятий, но и на каникулах, настолько их радовало и окрыляло происходящее. Как и всегда, святоотеческий подход оказался самым лучшим, чтобы повести ребят туда, куда их зовёт учитель – к истинной жизни и Истинному Богу.
Данная методика включает в себя работу с детьми любого школьного возраста, а также с молодёжью, и может пригодиться тем, кто проводит епархиальные молодёжные собрания. Методика равно применима и в общеобразовательных школах при преподавании предмета «Христианская этика» и в школах воскресных.
Плоды этой методики – появление у детей живого и личного доброго чувства к Богу, которое часто перерастает в молитву, укрепление веры, осмысление себя и движений своей души, ощущение ненапрасности своей жизни, светоносности и пасхальности мира, пронизанного Богом.
На таких уроках я учил детей не некой сумме знаний, но добивался двух вещей: чтобы они поняли, что Бог не просто где-то на небе живёт, но постоянно участвует в их жизни, и чтобы они захотели с этим Богом общаться. А, как говорил афонский старец одному мудрому священнику: «Если тебе Бог приведёт в руки учеников, учи их самому главному, учи их молитве. А молитва уже научит их всему остальному».
– А как Вы познакомились с этой наукой? Откуда появился такой интерес?
– Когда епископ Митрофан Никитин был ещё священником, он вошел в одну храмовую иконную лавку посмотреть, какие там продаются книги. Увидев ассортимент, он грустно схватился за бороду и со стоном сказал: «Ну почему тут одни брошюры о святой воде и конце света? Почему люди не читают Василия Великого? Григория Богослова?». Батюшка Митрофан тогда чуть не плакал, и это произвело впечатление на одну светлую христианку – мою подругу. Она пошла в библиотеку и взяла книгу Василия Великого «Шестоднев». Стала читать и, дойдя до половины, вдруг ощутила необыкновенное тепло в сердце. Святой Василий незримо был рядом, и вся душа отзывалась на его любовь и заботу о ней. Читая дальше, она с удивлением заметила, что мысли святого удивительно современны и не утратили свою актуальность и спустя полторы тысячи лет после написания книги. А ведь она ждала, что текст будет неким благочестивым «Музеем», скучным и несовременным. Оба эти открытия не просто потрясли её – они её изменили. Эта перемена, случившаяся с ней, затронула и меня, ведь невозможно было видеть сияние её сердца и не меняться. Таким было моё первое знакомство со святыми отцами.
Позднее я заметил, что многие люди, не читавшие трудов отцов, думают, что им это будет скучно. Так, однажды я говорил со своей студенткой, которая к тому же училась и на психолога. Я предложил ей обратиться к святоотеческому пониманию души, и она сказала, что читала отцов и они не произвели на неё впечатления. Когда я спросил, что именно она читала, то оказалось, что просматривала какую-то книжонку, где были собраны отдельные, не связанные друг с другом цитаты, и всё это подавалось во вполне схоластическом духе. Я ей ответил, что она читала не отцов, а фантазии неизвестных авторов на тему о душе. Тогда девушка обратилась к творениям отцов, рекомендованным мною по теме, подвижников. И её на всю жизнь вдохновил Антоний Сурожский.
– Чтобы стать патрологом, нужно где-то учиться? Или это призвание, зов души?
– Православие имеет колоссальную культуру мысли и глубину вникновения в любой затрагиваемый вопрос. Бог даёт видеть мир целостно, и тогда ответ на вопрос занимает место в общей гармонии целого. Английский поэт Томас Элиот говорил о современных людях, что один из них едет на машине, а другой читает Аристотеля, и эти события никак не связаны между собой. Это потому, что обычный человек воспринимает мир частно, дробно. Приобщение к благодати же помогает видеть бытие как целое, во взаимосвязанности частей.
И это бытие предстаёт перед человеком как хорошее. Мир хорош для того, кто видит его в лучах благодати Господней. Поэтому святой Иустин Сербский говорил, что «по своей Божественной, логосной сути жизнь есть рай». И чистый сердцем видит, что это так.
Именно такое мировосприятие и даёт людям взгляд святых отцов. И в этом смысле патрологом, продолжателем дела и мысли отцов, может и должен быть любой человек. Но если говорить сугубо о научном даре, который должен быть у учёного-патролога, то лучше ответить словами Иосифа Бродского. Однажды у него спросили, кто причислил его к поэтам. Он сказал тогда: «Я думаю, это от Бога».
– Какой из святых отцов Церкви Вам больше всего нравится? Почему?
– В раю мы не выбираем любимчиков, но всех любим равной любовью. То же и в отношении отцов: каждый из них дорог, каждый занимает особое место в Церкви, без каждого, когда его узнаёшь, не хотелось бы жить дальше. Это как решать, кто нам дороже: Серафим Саровский или жена? И как решить, если они все – это я?
– Каково значение святых отцов для современного человека?
– Кто не видит, какой благодатью наполнены холмы, луга, стихи великих поэтов, музыка Моцарта, научные изыскания Алексея Лосева, философия Кьеркегора и Платона, тот и в храме благодать не почувствует. Такое отрицание мировой культуры свойственно новоначальному уровню христианской жизни, да и то не всякому. Любой опытный наставник всегда сможет рассказать о том, как святые отцы (Василий Великий, Иустин Философ, Григорий Богослов) относились к культуре, с каким трепетом они выбирали в ней созвучное христианству. Ведь невозможно прочитать Платона или Аристотеля и не воскликнуть вслед за древними отцами, что эти философы – христиане до Христа. А уж о том, насколько были образованы многие отцы, знает каждый. Духовная жизнь выражается не только в чтении акафистов, но и во всяком деле ради Бога и ради любимых. Написание и чтение стихов, философия, музыка, живопись – всё это сокровища. Поэтому среди святых есть святые поэты, философы, врачи, учёные, музыканты. А вот скучных людей, которые всюду видят только темноту и грех, среди святых не бывает!
Верующий во всем способен увидеть Христа. И в литературе, и в музыке, и в человеке. У святых отцов это умение развито глубоко. Они были настроены на Христа, а потому видели Его следы во всём, что их окружало, кроме греха. Да и грех они могли видеть своеобразно. Так, один мой знакомый удивительный священник однажды сказал, что Мария Египетская и в пороке искала Господа. Её душа хотела высоты, но по ошибке она принимала за высоту блудную страсть, поэтому даже не брала денег за свои действия. А ведь все вокруг видели в ней лишь развратницу.
В моей жизни был случай, когда я увидел фотографии одной девушки-модели на сцене и после, когда она думала, что её никто не видит. И тогда эта девушка, уставшая и одинокая, грустила и болела сердцем, а на сцене была вынуждена улыбаться. Где же она настоящая? Какую её примет Бог? Конечно, ту, которая так страдает...
Когда обычный человек смотрит на другого, он ищет повод для осуждения, грехи и проступки. Но когда благодатный подвижник смотрит на другого, он видит его глубже греха, всей любовью, всей жалостью, и потому замечает, как этот встречный неизъяснимо прекрасен. Те же, кто находится рядом со святым, кто читает его труды, тоже могут научиться этому. Их будет учить сама благодать, которая живёт в сердце и делах чтимого ими святого.
– Кто же такие святые отцы?
– Очень трудно объяснить человеку то, чего он в своём повседневном опыте никогда не видел. Ведь жизнь людей, как правило, распределяется между двумя поговорками.
Первая – американская, и она говорит об отчуждённом отношении человека к миру: «Моя жена со мной, сын Джо с его женой – вчетвером живём мы дружно, больше никого не нужно».
И вторая – польская – об отношении людей к бесценному времени жизни: «С понедельника по пятницу, с восьми до пяти – и так до самой смерти».
Так в целом живёт человечество. Святые же отцы – это те немногие люди, которым было мало такой жизни, и они захотели стать такими, какими всех задумал Бог. Солнцами для других. Теми, кто каждую секунду своей жизни живёт ненапрасно. В чём эта ненапрасность? Об этом пишет американская классическая поэтесса Эмили Дикинсон:
Если сердцу – хоть одному –
Не позволю разбиться –
Я не напрасно жила!
Если ношу на плечи приму –
Чтобы кто-нибудь мог распрямиться –
Боль – хоть одну – уйму –
Одной обмирающей птице
Верну частицу тепла –
Я не напрасно жила!
Святые отцы доверились Богу и пошли к Нему по тому пути, который Христос оставил в Своей Православной Церкви. И стали теми, кого Бог преобразил настолько, что они при жизни были похожи на сосуды, из которых Творец сиял всей земле Своей милостью и любовью.
Потому вокруг них и сама жизнь становилась красивой – чудом и сказкой на самом деле. И Бог ещё при их жизни по их молитвам хранил людей, города и даже страны.
Так, например, после Второй мировой войны немецкие лётчики, летавшие бомбить греческий остров Эгина, на котором некогда жил всемирно знаменитый святой Нектарий Эгинский, говорили, что когда они пролетали над островом, то никакого острова не видели. По картам под ними находился остров, а по факту был океан. То есть святой скрывал своей молитвой целый остров от бомбёжек.
А когда земная жизнь святых оканчивалась и Господь забирал их в рай, то и там они желали радовать и помогать всем, кто только просит их о помощи на земле…
– Что изучает патрология?
– Патрология – это наука, которая систематизирует духовный опыт святых отцов.
У святых была удивительная черта: на всякую проблему и трудность своего времени смотреть не с точки зрения сиюминутной пользы, а сквозь призму вечности, Неба. Потому их взгляд на всякую ситуацию был ангельским взглядом, когда познаваемое в полноте открывается познающему. Это способность видеть события и мир до сути. Потому их ответы были так глубоки и парадоксальны.
Святых интересовало, как сделать так, чтобы Бог стал содержанием их жизни и сердца. Мы изучаем творения отцов, чтобы стать причастниками к их образу жизни и мысли.
– В чем мудрость старческого совета?
– Мудрость старцев такова, что они видят ситуацию целиком, во всём её многообразии, и Бог подсказывает им наиболее верное решение для человека, чтоб его душа выросла в новую меру красоты.
Е. Поселянин: «Один мой приятель, исполняя желание родителей, служил, не имея никакого к тому расположения. Его томила должность, считавшаяся другими видною, приятною и хорошею. Ему было сделано предложение такой службы, которая, представляя во всех отношениях повышение, в то же время была ему по сердцу. Сперва о том были одни разговоры, потом потребовался решительный ответ. Я попросил у него позволения списаться за него с оптинским Старцем Амвросием. Совет Старца был – отказаться, и я уговорил приятеля написать отказ…
– Сейчас, сказал он (приятель) сумрачно, я сделал вещь, ну, по-человечески говоря, глупую, неразумную. Я не выношу этой службы. Она делает меня несчастным, отравляет мне жизнь. Мне представлялся прекрасный выход, и я должен отвернуться. Я это сделал. Но чтобы мне было от этого весело, нет.
Через несколько дней с полною неожиданностью ему было сделано другое предложение, которое будучи во всём выше первого было совершенно по его наклонностям, точно создано для него. И тогда Старец спешно советовал немедленно принять это предложение».
Экзюпери говорил, что человек медленно рождается на свет. Потому что наши души медленно созревают к добру. Старец своими советами и молитвой способствует этому росту. Он учит быть искренним перед Богом, быть похожим на Бога.
Однажды к святому Николаю Сербскому обратилась женщина, которой было очень одиноко в жизни. Она не знала, где ей найти друзей. И старец Николай посоветовал ей помогать нищим и вообще тем, кто нуждается в помощи.
Когда к некому священнику пришел человек, жаловавшийся на одиночество, священник ответил: «Вокруг тебя тысячи людей нуждаются в любви. Протяни им руку – и ты не будешь одинок».
Когда митрополита Антония Сурожского спрашивали юноши, как стать священником, тот говорил две вещи.
1. Становитесь, если вы можете сказать о Боге так, как до вас не говорил никто. Но всё сказанное будет именно пережитой вами истиной, а не фантазией.
2. Священство заключается в том, чтобы люди чувствовали, что ты живёшь для них.
Такие определения нельзя прочесть. Их можно только пережить на своём пути к Богу, и только потому, что ты их пережил, – открыть другим.
Если у нас и есть в этой жизни долг и обязанность, так это приносить радость тем, кто идёт по этой земле с нами. Старцы учат нас понимать эту истину глубоко.
Почему святые отцы не писали о смысле жизни
Мы все привыкли к тому, что смысл жизни – это нечто само собой разумеющееся. Совершенно естественно спросить, а каков смысл жизни, по Вашему мнению? А что такое смысл жизни по учению того или иного отца? Что такое смысл жизни по учению Церкви? И, казалось бы, само понятие смысла жизни существовало всегда.
Но если мы с вами попытаемся найти это выражение в святоотеческом богословии (ведь мы как православные должны интересоваться значением определенного рода концептов, терминов, взглядов именно в святоотеческом наследии), то окажется, что такого понятия, как смысл жизни, у святых отцов не встречается.
Почему? Видимо, потому, что для святоотеческого мышления это было само собой разумеющимся. Считалось, что цель и смысл человеческой жизни – это стремление ко спасению. Все остальное отходит на задний план. То есть, какое бы положение ни занимал человек, какой бы социальный статус ни имел, если он христианин, его задача – спасение. Соответственно, зачем рассуждать и говорить о смысле жизни, если это и так очевидно. Борьба со страстями, воссоединение с Богом и стремление к обожению – такое, собственно говоря, если кратко, рассуждение святых отцов о том, что такое жизнь и как ее правильно строить.
Однако в период Нового времени, с появлением религиозной философии, понятие смысл жизни начинает распространяться и привлекать к себе внимание все более и более широкого круга людей. Им не достаточно сказать: «Какой еще может быть смысл жизни? Спасайся о Господе, и все». Люди хотели, хотят и, наверное, будут хотеть объяснения всего, что их окружает, исходя из принципа их веры, мировоззрения, стиля мышления и стиля жизни.
Поэтому в конце XIX – начале XX веков и в западной, и в русской философии одна за другой начинают появляться книги, посвященные смыслу жизни. Такие известные мыслители, как Владимир Соловьев , Василий Розанов , Виктор Несмелов , Михаил Тареев , Семен Франк , Евгений Трубецкой и многие другие, пишут сочинения, раскрывающее это понятие уже в несколько ином ракурсе. Вернее, сама проблема жизни ставится ими по-другому. Предпринимаются попытки осмыслить человеческое существование исходя из того, что каждый момент нашей жизни, каждый момент нашей деятельности должен быть объяснен и у него должен быть смысл.
Хотелось бы отметить, что само понятие смысла тоже достаточно широко и в разных европейских языках у него есть разные аннотации. Но мы чаще всего понимаем смысл как нечто ясное. Скажем, смысл этой книги или смысл ваших слов. В данном случае все эти выражения говорят о том, что должно быть понято. Но смысл жизни – это не просто то, что должно быть сведено к логическому пониманию, к некоему логическому дискурсу, а то, что ближе к понятию сущности жизни, каждого ее момента, то есть сущности, которая открывается в моменте созерцания и переживания. И в этом плане понятие смысл жизни является не рациональной категорией, если говорить философским языком, а экзистенциональной. То есть тем, что связывает нас с самим понятием существования и с понятием жизни.
И если вернуться к русской религиозной философии, которая достаточно серьезно и масштабно разрабатывала вопросы, связанные со смыслом и целью жизни, то можно говорить о двух основополагающих ракурсах или направлениях. Многие известные русские писатели, которые влияли на массы, наверное, не менее, чем религиозные философы, понятие смысла происходящего сводили к масштабным категориям. Все помнят «Братья Карамазовы», книгу многими любимую, которую многие читают в начале своего воцерковления. Иван Карамазов тоже ищет смысл происходящего. Он ставит глобальные вопросы: в чем смысл мировых страданий, несправедливости?
Я думаю, что такие вопросы имеют место быть в принципе, они обоснованы и могут возникать. Можно говорить о таких масштабных категориях, как вселенское страдание или вселенская несправедливость, но это отдельная тема. Мне бы хотелось сегодня обратить внимание на смысл жизни для каждого конкретного человека. В чем, собственно говоря, смысл жизни конкретно для меня или для каждого?
По большому счету, человек, задавшийся вопросом, в чем смысл конкретно моей жизни, в чем смысл конкретно моих страданий, в чем смысл конкретно моих переживаний, может оказаться в ситуации, когда этого смысла он не найдет. И тогда его жизнь окажется бессмыслицей. Вообще, очень легко, наверное, говорить о смыслах и категориях абстрактных, но каждый раз переходя к конкретике, мы теряемся и не можем зачастую объяснить смысл того, что с нами происходит. Вот почему появляется такое состояние, когда очень многие верующие христиане не видят смысла своей жизни.
Три философские концепции
Прежде чем перейти к изложению того, в чем же конкретно состоит смысл жизни христиан, давайте вспомним, что об этом сказано в философии. Принято говорить о трех основных направлениях.
1. Некоторые философы считали, что смысл человеческой жизни может быть сведен к удовольствию. Это самый примитивный и, наверное, самый популярный смысл жизни для большинства людей. Есть даже такое выражение «жить в удовольствие».
2. Второй смысл жизни, который предлагался для каждого конкретного человека, – это совершенствование. Это, конечно же, более высокое и более интересное призвание, когда человек видит смысл своей жизни в том, чтобы стать лучше. Не обязательно быть в данном случае христианином или верующим. Любой человек может поставить пред собой такую задачу и видеть в этом смысл жизни.
Кто-то хочет стать лучше в плане физическом, то есть стать сильнее, здоровее, кто-то хочет стать более умным, умелым, знающим и т. д. Некоторые философские системы предлагали такой путь – найди то, в чем хочешь быть совершенным, или то, к чему у тебя есть склонность, и реализуй это.
На самом деле это неплохой вариант по поводу ответов на вопрос о смысле жизни. Но, конечно же, такой ответ зачастую далеко не христианский.
3. И, наконец, третий вариант, который также присутствовал в разных античных философских системах. Смысл жизни – это приобретение добродетелей. Все помнят Аристотеля, согласно которому, цель жизни – это приобрести добродетель. Об этом говорил не только Аристотель, но и целый ряд других авторов. Добродетели бывают разные: доброта, мужество, милосердие, сострадание и др.
Можно говорить и о несколько ином, более высоком значении приобретения добродетелей, то есть о христианском контексте этого утверждения, о христианских добродетелях.
И если мы с вами посмотрим на эти три основных ответа на вопрос о смысле жизни, то, в принципе, наверное, первый из них с христианской точки зрения не может быть приемлем. Потому что удовольствия не только не могут быть смыслом жизни, но и способны уводить от того, что является основополагающей целью верующего, а именно спасения. Что касается двух других, то я полагаю, что возможно говорить об их христианском переосмыслении: о совершенствовании наших естественных сил и о стяжании добродетелей в контексте нашей веры.
Два главных искушения
Хотелось бы заметить, что очень часто мы, христиане, оказываемся в ситуации определенного рода искушений. Но для того, чтобы определить, что такое смысл жизни, эти искушения нужно преодолеть. Их несколько, и дальнейшее размышление о смысле жизни с христианской точки зрения без рассуждения об этих препятствиях не может быть осуществлено.
Первое искушение, которое у нас возникает, можно назвать определенного рода иллюзией: когда нам представляется, что мы нечто большее, чем есть на самом деле. В свое время известный православный богослов Виктор Несмелов писал, что это та иллюзия, которая погубила Адама и Еву. Им казалось, что они могут стать как боги. Но были изгнаны из рая, и вся дальнейшая жизнь не только Адама и Евы, но и всего человеческого рода – это развенчание этой иллюзии, иногда очень жестокое.
Нередко значение Ветхого Завета сводится к тому, чтобы человек понял свою немощь. Даже у апостола Павла есть такое выражение: если бы не была дана заповедь, я бы не понял, что такое грех. То есть человек должен был попрощаться с иллюзией того, что он обладает автономным источником силы и добродетели. Этот взгляд можно найти и у святых отцов, в творениях которых нередко присутствуют мысли о том, что Адама и Ева, не успев стать людьми, решили стать богами.
Эти искушения в рамках христианской жизни тоже могут быть двоякими. Зачастую нам кажется, что можно перескочить чисто человеческие добродетели и сразу искать сверхъестественных даров – даров, которые выходят за пределы обычного, повседневного бытия. А вопрос о стяжании простых добродетелей, чисто человеческих, считается не совсем нужным, воспринимается той ступенькой, через которую можно перепрыгнуть. В конечном итоге дары Святого Духа не приобретаются, и чисто человеческие качества мы тоже можем растерять.
Можно говорить об определенного рода нравственном крушении человека, когда он исполняется раздражением, нетерпимостью, трусостью, отсутствием серьезной эмпатии и т. д., при этом не приобретает никакой христианской добродетели. Соответственно, не нужно пренебрегать чисто человеческими добродетелями. Хотя их следует культивировать в рамках христианского подвига.
Наблюдается упрек в сторону христиан, мол, мы раздражительны, злопамятны нетерпимы… К великому сожалению, зачастую это соответствует действительности, потому что мы перестали заниматься чисто человеческим. Нам показалось, что мы выше этого. Но и настоящего подвига, который мог бы привести к стяжанию даров Святого Духа, мы тоже не предприняли. Соответственно, мы остаемся ни с чем. Этого искушения нужно избегать.
Второе искушение, которое может быть на нашем пути, – это попытка найти смысл жизни в чем-то масштабном. Не зря цитировали Ивана Карамазова как одного из самых ярких персонажей, созданных Ф. М. Достоевским. Он переживал экзистенциональные мучения по поводу великих идей, всеобщего страдания. Зачастую нам кажется, что если искать смысл жизни, то только в чем-то громком, значительном. И если его нет, то наша жизнь бессмысленна.
Но все дело в том, что в такой ситуации мы пытаемся изменить свое окружение и свой социальный статус. Ищем каких-то сверхподвигов, которые в конечном итоге не можем понести, потому что нам нужно нечто большее, чем просто смысл, который может оказаться повседневным.
Это, я бы сказал, самое высшее искушение, которое может быть у христиан, и, наверное, не только у христиан. Его тоже нужно избегать. Мы должны понимать, что для нас с вами есть определенного рода путь, и он заключается в том, что нам следует оставаться христианами в любой ситуации, в любом социальном статусе, в любом экономическом положении. Быть христианином повседневно у себя в квартире, со своими мужем или женой, со своими детьми не менее тяжело, чем решать мировую проблему страдающих младенцев или голодающих детей Африки.
Это всем известно. В свое время даже святитель писал в некоторых своих письмах, что человек очень часто в повседневной жизни слишком быстро забывает о борьбе со злом и слишком быстро отдается ему, поэтому не знает, что быть христианином ежедневно, ежечасно, ежеминутно очень и очень тяжело. В результате, так как он не борется по-настоящему ежедневно со своими страстями, ему нужно искать объяснения смысла своего существования за пределами будничной жизни.
И у апостола Павла, если вы помните, есть два высказывания, которые возвращают нас к теме повседневной борьбы со страстями, повседневного поиска смысла жизни. Он говорит: «Каждый оставайся в том звании, в котором призван» () и «Если же кто о своих и особенно о домашних не печется, тот отрекся от веры и хуже неверного» ().
И хотя у меня небогатый опыт священнослужителя, мне в свое время приходилось наблюдать случаи, когда люди оставляли свои семьи потому, что считали такую жизнь слишком скучной, нудной, не видели в ней никакой христианской добродетели. «Вот если бы уйти с веригами куда-нибудь или сделать палатку где-нибудь в поле и творить там Иисусову молитву, тогда смысл жизни откроется. А на кухне готовить мужу и детям каждый день и не раздражаться – в этом смысла жизни нет».
Смысл жизни в том, что мы должны ежедневно оставаться христианами. Смысл христианской жизни не в поиске ответов на мировые проблемы, не в познании каких-то метафизических истин. Он в том, чтобы быть хорошим христианином, стяжать христианские добродетели в повседневной жизни. И, казалось бы, эта ежедневная рутина, которая зачастую неинтересна и кажется бессмысленной, на самом деле и наполняет смыслом нашу с вами христианскую жизнь.
Мир после Эсхатона
Нельзя не сказать о том, что этот поиск не заканчивается нашей земной жизнью. Он уходит в Эсхатон (конец времен). И многие религиозные философы (В. Несмелов, М. Тареев и другие) полагали, что вопрос о стяжании и приобретении добродетелей сопряжен с изменением модуса существования воли. Наша воля склоняет нас с легкостью исполнять страстное, греховное и легко увлекаться поверхностными делами. И для того, чтобы волю «приструнить», направить в необходимое русло, необходимо рутинное постоянство.
Я думаю, что здесь уместна аналогия с изучением какой-либо науки или приобретением какого-то навыка. Можно теоретически все понять, но тем не менее настоящего навыка и настоящего знания не приобретешь, пока нет ежедневной тяжелой кропотливой практики. И смысл христианской жизни в ежедневной кропотливой практике стяжания христианских добродетелей. Нужно упрочить свою волю так, чтобы когда будет Эсхатон, она восприняла это состояние как естественное для себя.
Может быть, это непосредственно и не касается смысла жизни, но эсхатологический контекст христианских вероучительных истин очень важен для того, чтобы дать ему правильную ценностную и нравственную оценку.
Если мы с вами обратимся к широким богословским просторам, то заметим распространенную теорию, которая называется оптимистическим богословием и утверждает, что все спасутся. Это, наверное, оптимистичная теория, ведь никто никому никогда не пожелает страданий, тем более вечных. Но мы с вами должны понимать, что вопрос страданий – это вопрос не только воли Божией, но и воли человеческой.
И не надо представлять Бога как некоего бухгалтера, который ведет учет добродетелей и в конечном итоге говорит, что у кого-то дебет такой-то, а кредит такой-то, и таким образом легко решается жизнь человека. На самом деле важно не количество сделанных добрых дел и злых, а то, к чему привык человек, в чем приобрела навык его воля. И этот навык приобретения добродетели делает человеческое существо способным на дальнейшее пребывание в мире, где Бог будет «всяческая во всех» ().
Несмотря на то рутинное состояние, в котором большинство из нас существует, мы должны совершать дела, которые начинаются в этой жизни, а заканчиваются в Эсхатоне – приобретать в повседневном бытии добродетели, которые сделают нас своими для Бога, воспринимающими мир после Страшного суда как свой мир, в котором мы чувствуем себя как в родном доме.
Архимандрит Сильвестр (Стойчев)