В начале 1980-х годов профессор Института Биологической физики АН СССР Феликс Белоярцев совершил сенсационное открытие. Он изобрел искусственную кровь. Однако вскоре все работы по проекту запретили, а сам профессор повесился.

В начале 2004 года американские ученые объявили о громкой сенсации, которую, по их мнению, можно приравнять к первому полету на Луну. Изобретен универсальный заменитель человеческой крови, который, в отличие от настоящей алой жидкости, можно хранить сколь угодно долго и транспортировать без ущерба для качества «товара». По некоторым показателям ноу-хау даже превосходит обычную кровь, утверждают американские медики: заменитель лучше обеспечивает организм кислородом. Но мало кто знает, что первенство в изобретении «синтетической крови» – перфторана – принадлежит российским ученым из подмосковного Пущино, которые разработали его более 20 лет назад. Доктор биологических наук, профессор кафедры биофизики физфака МГУ им. М.В. Ломоносова Симон Шноль назвал изобретение «голубой крови» последней трагедией науки в СССР.

«В конце 70-х годов по специальным каналам правительство СССР получило сообщение о проводимых в США и Японии работах по созданию кровезаменителей на основе перфторуглеродных эмульсий, – вспоминает Симон Эльевич. – Было очевидно стратегическое значение этих исследований. Холодная война была в разгаре, напряжение в мире возрастало. При любой войне, и особенно при ядерной, жизнь уцелевшего в первые секунды населения зависит в первую очередь от запасов донорской крови. Но даже в мирное время ее не хватает. И без мировых катастроф сохранение донорской крови – чрезвычайно сложное дело. Еще одна проблема – как избежать ее заражения вирусами гепатита и СПИДа? Мысль, что от всех этих проблем можно избавиться посредством безвредной, незараженной, лишенной групповой индивидуальности, не боящейся нагревания перфторуглеродной эмульсии, казалась спасительной. И правительство поручило Академии наук решить эту проблему. За дело взялись вице-президент АН СССР Юрий Овчинников и директор Института биофизики РАН Генрих Иваницкий. Их «правой рукой» стал молодой, талантливый ученый, доктор медицинских наук, профессор Феликс Белоярцев».

К концу 1983 года препарат был готов к клиническим испытаниям. Он представлял собой жидкость голубоватого цвета – отсюда и поэтическое название «голубая кровь» – и обладал помимо многих полезных свойств поистине уникальным: мог доставлять кислород через мельчайшие капилляры. Это было грандиозным открытием, так как при большой потере крови сосуды сжимаются. Без кислорода же сердце, мозг, все жизненно важные органы и ткани погибают. О «русской голубой крови» заговорили как о спасительной панацее для рода человеческого. В аналогичных исследованиях американских и японских исследователей наступил кризис. Подопытные животные после введения препаратов часто погибали от закупорки сосудов. Как решить эту проблему, догадались только наши ученые.

Белоярцев был поглощен этой работой: он не спал сутками, ездил за нужными приборами и препаратами из Пущино в Москву по несколько раз в день, – а это 120 километров – тратил на это всю свою зарплату и наивно полагал, что все вокруг разделяют его фанатизм. «Ребята, мы делаем великое дело, остальное неважно!» – твердил он своим сотрудникам, не догадываясь, что для кого-то это не так.

В это время в реанимационное отделение Филатовской больницы попала пятилетняя Аня Гришина. Девочка, сбитая троллейбусом, была в безнадежном состоянии: множественные переломы, ушибы, разрывы тканей и органов. К тому же в ближайшей больнице, куда Аню доставили после травмы, ей перелили кровь не той группы. Ребенок умирал. Врачи объявили об этом родителям, но те не хотели мириться с неизбежным. Детский хирург, друг Феликса Белоярцева, профессор Михельсон сказал: «Последняя надежда – у Феликса есть какой-то препарат»┘ Консилиум с участием заместителя Министра здравоохранения, детского хирурга Исакова постановил: «По жизненным показаниям просить профессора Белоярцева»┘ Тот услышал просьбу по телефону и тут же примчался в Москву. Он привез две ампулы перфторана. У телефона в Пущино остался ближайший соратник Белоярцева Евгений Маевский.

«Через некоторое время позвонил Белоярцев, – вспоминает Евгений Ильич. – Он был сильно взволнован. «Что делать? – просил совета он. – Девочка жива, после введения первой ампулы, кажется, стало лучше, но наблюдается странный тремор» (дрожь). Я сказал: «Вводи вторую!» Девочка выжила. С тех пор я ничего не знал об ее судьбе. Но однажды, это было в 1999 году, меня пригласили на телевидение для участия в передаче о перфторане. В какой-то момент в студию вошла высокая, розовощекая девушка лет двадцати, что называется, «кровь с молоком». Как выяснилось, это и была наша с Феликсом подопечная – Аня Гришина, студентка, спортсменка и красавица».

Следом за Аней перфторан спас еще 200 солдат в Афганистане.

Казалось бы, после этого препарату обеспечено великое будущее, а его создателям – премии и почести. На деле все вышло иначе. Против Феликса Белоярцева и его коллег было возбуждено уголовное дело. Их обвинили в том, что они испытывают на людях препарат, еще официально не зарегистрированный Минздравом. В Пущино приехала комиссия из КГБ, «люди в штатском» денно и нощно дежурили в институте и под дверьми квартир разработчиков «голубой крови», устраивали допросы и умело натравливали людей друг на друга. Начались доносы, после чего против Белоярцева был выдвинут ряд абсурдных обвинений – например, в том, что он воровал спирт из лаборатории, продавал его, а на вырученные деньги строил дачу.

«Белоярцев сильно изменился, – вспоминает Симон Шноль. – Вместо веселого, остроумного, энергичного мужчины, окруженного толпой единомышленников и влюбленных женщин-коллег, мы видели опустившего руки, разочарованного человека. Последней каплей в этой дикой истории стал обыск на той самой даче, которую якобы построил Феликс на «уворованные» деньги. Она находилась на севере Подмосковья – примерно в 200 километрах от Пущино. Это был старый деревянный домик, в котором безумно занятый работой Белоярцев не бывал уже несколько лет. Он попросил разрешения ехать туда на своей машине. Следом держали путь люди из «органов». После двухчасового обыска, во время которого они, естественно, ничего подозрительного не обнаружили, Феликс попросил разрешения заночевать на даче. Они не возражали. Утром сторож нашел мертвого Феликса Федоровича. Через некоторое время на имя друга Белоярцева Бориса Третьяка пришло письмо, отправленное накануне самоубийства: «Дорогой Борис Федорович! Я не могу больше жить в атмосфере этой клеветы и предательства некоторых сотрудников. Побеспокойтесь о Нине и Аркаше. Пусть Г.Р. (Генрих Романович Иваницкий. – Ред.) поможет Аркадию в жизни┘ Ваш Ф.Ф.».

Иваницкий был потрясен гибелью Белоярцева. В день похорон он подал генеральному прокурору СССР протест «О доведении до самоубийства профессора Белоярцева». Он не знал, что это слишком сильная формулировка для прокуратуры, которая сделает все для того, чтобы дискредитировать это заявление. В Пущино вновь приехала «комиссия», которая провела «проверку» и вынесла заключение: Белоярцев покончил с собой «под тяжестью улик».

«Почему Белоярцев не выдержал? – рассуждает член-корреспондент РАН Генрих Иваницкий, который и сейчас руководит Институтом биофизики РАН в Пущино. – Думаю, он был недостаточно закален, морально не готов к подобному испытанию. Чтобы жить в те годы и заниматься научной деятельностью, недостаточно было только блестящего ума. Необходима особая закалка, дипломатический дар. Иначе легко угодить в опалу партруководства и КГБ. Эти люди не любили чужих успехов. Все, что делалось хорошего в СССР, должно было «списываться» на заслуги КПСС. Травля, которую Белоярцев отнес только на свой личный счет, на самом деле была направлена не только на него, а на то общее дело, которым мы занимались».

Вскоре после смерти Белоярцева уголовное дело было закрыто: ни одна из «жертв» эксперимента не была погублена, наоборот, перфторан для всех оказался единственным спасением. Состава преступления не нашлось.

Только в конце 80-х «голубую кровь» и доброе имя Феликса Белоярцева было решено реабилитировать. Продолжились разработки препарата, которые долгое время велись в Пущино полуподпольно, на деньги энтузиастов.

«Исследуя перфторан, мы все время натыкались на сюрпризы, – рассказывает Генрих Иваницкий. – То, что он великолепно заменяет донорскую кровь, было ясно с самого начала. Но, как и всякий препарат, перфторан имеет побочные действия. Например, на какое-то время он оседает в печени. Мы считали, что это существенный недостаток и пытались с ним бороться. Но потом оказалось, что с помощью перфторуглеродов в печени происходит синтез определенных химических веществ, очищающих ее от шлаков. Это означает, что с помощью «голубой крови» можно лечить, например, нашу национальную болезнь – цирроз печени, а также гепатиты. Или еще один вариант счастливого применения побочного действия. Когда больному вводят перфторан, у него возникает озноб, похожий на гриппозное состояние, – это активизируется иммунная система. Оказывается, перфторан можно использовать в качестве стимулятора иммунной системы, если она ослаблена, и даже лечить СПИД».

МОСКВА, 21 окт — РИА Новости, Анна Урманцева. Трагическая история "голубой крови", или перфторана, является одной из самых символичных в советской науке. Великие ученые, их гениальные идеи, недостаток оборудования, первооткрывательская гонка и далее — зависть, травля, уголовное дело и смерть. Идея производства перфторана рассыпалась вместе с Советским Союзом, и только сейчас этот препарат наконец начинают полноценно использовать в клинической практике. Одно перечисление научных конференций, где медики рассказывают о снижении на фоне применения перфторана показателей летальности при многочисленных травмах, сильных отравлениях, инфаркте миокарда, заболеваниях печени, суставов и других, заняло бы много страниц.

А началось все с того, что в самом начале шестидесятых годов с Запада потянулись слухи про работу над созданием насыщенных воздухом эмульсий. В этом направлении работал американец Г. Словитер, а в 1962 году англичанин И. Килстра опубликовал в журнале "Nature" статью под сенсационным названием "Мышь как рыба", поместив фотографию мыши, находящейся в сосуде с перфторэмульсией.

В отечественных институтах пытались повторить эти опыты. По словам биофизика, члена-корреспондента РАН Генриха Иваницкого, в Институте биофизики АН СССР проводили подобные эксперименты на мышах, но те не выдерживали длительного пребывания под слоем жидкости. Дело в том, что перфторуглероды тяжелее не только воздуха, но и воды, поэтому легким очень сложно "проворачивать" такую массу. Для того чтобы мыши хоть как-то дышали, работу легких приходилось "запускать" принудительно. И вот тогда стало понятно, что газотранспортные свойства перфторуглеродов вполне можно использовать для создания кровезаменителя. Как сообщали спецслужбы, разработка таких эмульсий активно велась в Америке и Японии. Институт биофизики получил задание включиться в гонку по созданию искусственной крови.

До сих пор в институте вспоминают молодого, талантливого, страстного до своего дела профессора Феликса Белоярцева. Он стал доктором наук в 34 года. Под него быстро была создана лаборатория медицинской биофизики. Система заказов реактивов и приборов для научных исследований работала очень медленно, поэтому ученые делали такие заказы за целый год. Для порученной спешной работы такой темп был просто невыносим.

Поэтому профессор Белоярцев пытался составить нужные реагенты из исходных компонентов, а также добыть наличных денег для того, чтобы оплатить нужные приборы. Для этого сотрудникам выписывали денежные премии, большая часть из которых шла на оплату инструментария. Работа шла успешно и быстро. Ученые двигались вперед, у них получалось!

Радостные новости доносились от спецслужб: американские и японские эмульсии приводят к закупорке сосудов. Все дело было в частицах! Советская эмульсия содержала частички размером в 0,1 микрона при размерах эритроцита в 7 микрон. Иностранные заменители состояли из крупных капель, и поэтому слипались, образуя сгустки.
А в советском Институте биофизики по двору уже гуляла собака, 70% крови которой было заменено на перфторан.

И тут произошла одна из подтверждающих успех историй. Белоярцеву срочно позвонили из Москвы: шестилетнюю девочку с многочисленными травмами после наезда троллейбуса доставили в больницу. Там по ошибке ей влили кровь не той группы. Врачи понимали, что девочка умрет, собрали консилиум. Среди медиков был человек, знающий Феликса Белоярцева и предмет его исследований. Было принято решение срочно звонить Белоярцеву и просить его привезти перфторан, пока еще не испытанный на людях. В результате в течение двух часов в больницу были привезены две ампулы эмульсии. После введения первой казалось, что стало лучше, но появилась странная дрожь конечностей. А после введения второй девочка была спасена.

Весной 1985 года работы по производству и испытаниям перфторана были выдвинуты на соискание Государственной премии СССР. И тут началась совсем другая история. На профессора Белоярцева было заведено уголовное дело. Проверяли факты оплаты оборудования наличными деньгами, допрашивали сотрудников, профессора обвиняли в нелегальной торговле спиртом, опытах на детях, травля шла во всех возможных инстанциях, а 17 декабря 1985 года следователи Серпуховской прокуратуры, проведя уже четыре обыска в Институте биофизики, приехали к Белоярцеву на дачу. После обыска Белоярцев попросил разрешения остаться на даче. А утром его уже нашли мертвым. Самоубийство.

Эта трагическая история надолго остановила клинические испытания препарата и внедрение его в производство. Хотя уже тогда точечно спасали людей и понимали, что перфторан может совершить революцию в некоторых направлениях медицины.

Что же сейчас с "голубой кровью"? Ее производят в России? Все патенты на изготовление выкуплены Олегом Жеребцовым — основателем фармацевтической компании Solopharm. Выпуск кровезаменителя начнется только в 2018 году.

И знают что основным ее ингредиентом является «голубая кровь» или перфторан – водная эмульсия, способная транспортировать кислород в глубокие слои кожи. О непростой судьбе «голубой крови» и ее создателей – гениальных российских ученых и пойдет речь в этой статье.

История кислородной косметики на­чалась почти полвека назад. Тогда компании Фаберлик еще и в проекте не было. Правда тогда никто и не подозревал, что не­обычный рабочий эксперимент со­служит добрую службу миллионам женщин… Легенда гласит, что одним погожим деньком 1966 года некая ла­бораторная мышка взяла да и упала в банку с перфторгуглеродной эмуль­сией. Упала, захлебнулась, но… не погибла, а продолжала дышать. Мышку, разумеется, достали, и она как ни в чем не бывало зашагала прочь. А ученые задумались - како­вы же механизмы чуда.

Однако, ско­рее всего, все было не совсем так - мышки просто так в банки с ПФУ не падают. Уже в начале 60-хамерикан­скому ученому Генри Словитеру пришла в голову мысль о том, что перфторуглеродная эмульсия, насы­щенная кислородом, может быть ды­хательной средой для живых су­ществ. И тогда эту идею решили про­верить. В 1966 году мышку специаль­но поместили в аквариум с эмульси­ей. Впрочем, как именно грызун по­пал в «банку» - неважно. Главное, что ставший знаменитым зверек, позволил «подозрениям» перерасти в уверенность: на основе перфторуглеродов - полностью фторирован­ных органических соединений (ПФОС) можно создать эмульсии, способные заменить живым сущест­вам воздух и выполнять функции крови, разносящей по организму кис­лород!

В 1968 году это было доказано - Роберт Гейер полностью заменил кровь подопытной крысы перфторуглеродной эмульсией, и животное осталось живой. Сразу после того, как портрет мышки напечатали все серьезные журналы, ученые взялись за работу. Специаль­ные лаборатории были организованы в США, Швеции, Германии, Англии, Японии и Китае.

Первыми успеха добились японцы. В 1974 году они выпустили препарат,получивший название, которое на русском языке звучит исключитель­но жизнеутверждающе - «Флюозол-ДА». В 1979 году его разрешили для введения людям. Говорят, пер­выми добровольцами, решившимися ощутить, каково это - когда в твоих жилах течет искусственная кровь - стали 50 членов секты «Свидетели Иеговы». Переливание донорской крови запрещено им их религией. Ис­пытания прошли успешно, и в 1982 году препарат поступил в широкую продажу.

Но как только «Флюозол-ДА» пе­решагнул границы Японии и попал на американский рынок, вокруг него раз­горелся настоящий скандал. Причи­ной стала неожиданно высокая реактогенность препарата - 35% случаев. И это при том, что японцы заявили - всего 2-5%! Американцы обвинили японских разработчиков в намерен­ной фальсификации данных исследо­ваний с целью утаить истинные свой­ства лекарства. Правда, когда страсти поутихли, спокойный научный анализ доказал, что у людей монголоидной расы просто совершенно иная чувст­вительность имунной системы к пре­паратам вроде эмульсий ПФОС. Но когда это выяснилось «Флюозол-ДА» был уже запрещен, японская фирма рухнула, а ее владелец умер.

Советский Союз вступил в игру чуть позже. Работы начались в Ленингра­де, в НИИ гематологии и перелива­ния крови (ЛНИИГПК) в начале 70-х годов. А вскоре в связи со стратегиче­ской важностью тема была взята под контроль головного московского уч­реждения - Центрального ордена Ленина Института гематологии и пе­реливания крови (ЦОЛИПК). Забегая вперед, скажем, что в итоге коллек­тив двух институтов выпустил пре­парат Перфукол. По словам его непо­средственных разработчиков, за ос­нову брали японский «Флюозол-ДА».

И может быть, все бы шло спокой­но и гладко, но в 1979 году у москов­ско-ленинградского альянса появил­ся серьезный соперник - Институт биологической физики АН СССР в г. Пущино. Случилось все с легкой руки молодого и невероятно энергичного доктора медицинских наук Феликса Федоровича Белоярцева.

Белоярцев был исключительно талантливым че­ловеком - врач по образованию, из­вестный анестезиолог, уже в 34 года ставший доктором медицинских на­ук, он бросил блестящую медицин­скую карьеру ради научной, но пре­успел и здесь. Вернувшись из поезд­ки в США, где он узнал про работы над созданием кровезаменителей, Белоярцев убедил руководство Ака­демии наук заняться этой темой. До этого момента ПФОС в Академии ин­тересовались лишь с точки зрения «чистой науки». Но когда речь пошла о собственно кровезаменителях, дело приняло совсем другой оборот.

В раз­гаре была «холодная война», перена­сыщенные ядерным оружием сверхдержавы готовились к любому варианту развития противостояния, в том числе и к самому худшему. При любой войне, в том числе и ядерной, жизнь уцелевшего населения и военных напрямую зависит от запасов крови, а донорской и в мирное-то время не хвата­ет. В общем, успешные испы­тания ПФУ означали миллио­ны спасенных жизней… и как минимум Государственную премию.

Между минздравов­скими учеными и учеными из Академии наук началась не­шуточная конкуренция. В АН, в лаборатории, воз­главляемой Белоярцевым, ра­бота двигалась семимильными шагами. Симон Шноль в своей книге «Герои и злодеи россий­ской науки» вспоминает, что «Белояр­цев носился в своих «Жигулях» из Москвы в Пущино и обратно иногда дважды в день. Нужно было добывать исходные компоненты для приготов­ления эмульсий. И говорил: «Ребята, мы делаем большое дело! Все осталь­ное не важно».

В итоге, несмотря на то, что его конкуренты начали работу на два года раньше, два препарата-кровезаменителя они выпустили од­новременно. Уже в 1984 году Фармкомитет Минздрава СССР выдал разре­шение на проведение клинических ис­пытаний Перфукола и Перфторана (такое название получил «академиче­ский» кровезаменитель). Позже перфторан за свой голубоватый цвет медики между собой начали именовать “голубая кровь ”.

«Обошел» Белоярцев и американ­цев с японцами. По словам того же Си­мона Шноля, и те и другие, создавая эмульсии, старались обеспечить как можно более быстрое выведение пре­парата из организма и для этого дела­ли эмульсию из крупных капель. Чем крупнее капли эмульсии, тем легче они слипаются, образуя мицеллы, по­глощаемые фагоцитами - клеточны­ми «чистильщиками». Все так, но при этом неизбежна закупорка мелких сосудов. И подопытные животные в американских и японских лаборато­риях начали гибнуть. Белоярцев же додумался делать эмульсию с мелки­ми частицами. И это стало настоящей революцией!

Дело в том, что все виды функциональных расстройств в ме­дицине в конце концов связаны с нарушением кровообращения. Сжима­ются капилляры, ухудшается крово­ток, уменьшается снабжение клеток кислородом. В бескислородной среде начинает преобладать гликолиз - расщепление глюкозы до молочной кислоты. Закисляется среда - ка­пилляры сжимаются еще больше, еще меньше поступает кислорода и так до полного разрушения органов и тканей. А мелкие частицы перфторэмульсии могут проникать через сжа­тый капилляр. Кислорода они несут меньше, чем кровь, но даже малень­кая струйка кислорода способна по­вернуть процесс вспять - капилля­ры немного расширяются, увеличи­вается приток кислорода, капилляры расширяются еще больше - крово­снабжение восстанавливается.

Казалось, любимец Фортуны Феликс Белоярцев и в этот раз остался на ко­не! Пусть два препарата вышли од­новременно, но в 1985 году испыта­ния Перфукола («минздравовского» кровезаменителя) пришлось досроч­но прервать из-за вызываемых и тяжелых реакций. Эмульсию отправили на доработку, а вот Перфторан был выдвинут на соискание Государственной премии СССР.Но разработчикам эта побе­да принесла множество не­приятностей.

Неожиданно на­чались проверки Генпрокура­турой и КГБ. «Ответственных товарищей» препарат при­влек отнюдь не своими уни­кальными свойствами. Коман­ду Белоярцева обвиняли в на­рушении регламента, фальси­фикации материалов по испы­таниям Перфторана, а его са­мого в… краже казенного спирта. Что было причиной то­го, что люди, занятые исследо­ваниями государственной важности, вдруг стали объек­том какой-то нелепой травли? Сего­дня разобраться в этом уже очень сложно.

Травля Феликса Белоярцева закон­чилась трагически. Его постоянно до­прашивали. Однажды следователи приехали к нему на дачу, чтобы най­ти там запасы украденного спирта. Ничего не нашли и уехали. А утром сторож нашел мертвого Феликса Федоровича. Смерть Белоярцева для всех стала потрясением. Уже неоднократно упо­минаемый нами Симон Шноль пишет: «А в самом деле, почему он не выдер­жал? Я думаю, Ф. Ф. был незакален. Его жизнь была слишком счастливой и удачливой. Ему были омерзительны повадки КГБ и прокуратуры. Он ужаснулся возможности ареста и не­возможности защитить свое имя»…

Следом шишки посыпались на ди­ректора института биофизики АН СССР Генриха Иваницкого. В тогдаш­ней советской прессе разразилась «дискуссия». Газета «Советская Рос­сия», «Литературная газета», журна­лы «Огонек» и «Коммунист» -все за­метные издания того времени обсуж­дали ситуацию с ПФУ. В итоге под ко­лесо попали и академические и минз­дравовские исследования. Из ЦО-ЛИПКА все разработки были переда­ны во ВНИИ технологий кровезаме­нителей и гормональных препаратов.

Казалось бы эта удивительная исто­рия, где в единый узел сплелись ку­раж и зависть, наука и политика, по­дошла к концу. Тем более, что конец 80-х стал одновременно и концом СССР. Но создатели «голубой крови» возродились из пепла.

В 1991 году в Пущино, во многом, трудами восста­новленного в своей должности Ива­ницкого была создана фирма «Перфторан». В 1996 году «голубая кровь» была наконец официально зарегист­рирована и с 1997 года пущена в про­дажу. Не забыли об эмульсиях и со­трудники ЦОЛИПКа. Пока пущинцы возрождали свой препарат, им (уче­ным ЦОЛИПКа) пришла в голову идея применять «голубую кровь» в косметике - так появилась фирма «Низар». И хотя в косметике исполь­зуются практически те же эмульсии, что и в кровезаменителях, о конку­ренции речь уже не шла. В Пущине занимались медицинскими препара­тами, в Москве - косметическими.

В 1998 году все права на выпуск косме­тики с ПФУ у «Низара» выкупила компания Faberlic. На сегодняшний день Faberlic принадлежат все права на накожное использование ПФУ (Аквафтем) на территории России и стран бывшего СНГ, начат процесс патентования на территории США, Канады, Латинской Америки, Европы (включая страны Балтии) и Азии.
Если вы хотите зарегистрироваться в Фаберлик в качестве привилегированного покупателя и приобретать всю продукцию со скидкой 20%, это можно сделать .

В статье были использованы мате­риалы журнала «Новости в мире кос­метики» №9, 2004 г., книги Симона Шноля «Герои и злодеи российской науки» и журнала “Страна Фаберлик” .

«Голубая кровь» утекла из России
Препарат, разработанный в подмосковном Пущино, американские ученые называют сегодня своим ноу-хау
2004-02-25 / Наталия Лескова

Универсальный заменитель человеческой крови перфторан в отличие от настоящей алой жидкости можно хранить сколь угодно долго и транспортировать без ущерба для качества «товара».

Фото Артема Житенева (НГ-фото)

На днях американские ученые объявили о громкой сенсации, которую, по их мнению, можно приравнять к первому полету на Луну. Изобретен универсальный заменитель человеческой крови, который, в отличие от настоящей алой жидкости, можно хранить сколь угодно долго и транспортировать без ущерба для качества «товара». По некоторым показателям ноу-хау даже превосходит обычную кровь, утверждают американские медики: заменитель лучше обеспечивает организм кислородом. Но мало кто знает, что первенство в изобретении «синтетической крови» – перфторана – принадлежит российским ученым из подмосковного Пущино, которые разработали его более 20 лет назад. Доктор биологических наук, профессор кафедры биофизики физфака МГУ им. М.В. Ломоносова Симон Шноль назвал изобретение «голубой крови» последней трагедией науки в СССР.

«В конце 70-х годов по специальным каналам правительство СССР получило сообщение о проводимых в США и Японии работах по созданию кровезаменителей на основе перфторуглеродных эмульсий, – вспоминает Симон Эльевич. – Было очевидно стратегическое значение этих исследований. Холодная война была в разгаре, напряжение в мире возрастало. При любой войне, и особенно при ядерной, жизнь уцелевшего в первые секунды населения зависит в первую очередь от запасов донорской крови. Но даже в мирное время ее не хватает. И без мировых катастроф сохранение донорской крови – чрезвычайно сложное дело. Еще одна проблема – как избежать ее заражения вирусами гепатита и СПИДа? Мысль, что от всех этих проблем можно избавиться посредством безвредной, незараженной, лишенной групповой индивидуальности, не боящейся нагревания перфторуглеродной эмульсии, казалась спасительной. И правительство поручило Академии наук решить эту проблему. За дело взялись вице-президент АН СССР Юрий Овчинников и директор Института биофизики РАН Генрих Иваницкий. Их «правой рукой» стал молодой, талантливый ученый, доктор медицинских наук, профессор Феликс Белоярцев».

К концу 1983 года препарат был готов к клиническим испытаниям. Он представлял собой жидкость голубоватого цвета – отсюда и поэтическое название «голубая кровь» – и обладал помимо многих полезных свойств поистине уникальным: мог доставлять кислород через мельчайшие капилляры. Это было грандиозным открытием, так как при большой потере крови сосуды сжимаются. Без кислорода же сердце, мозг, все жизненно важные органы и ткани погибают. О «русской голубой крови» заговорили как о спасительной панацее для рода человеческого. В аналогичных исследованиях американских и японских исследователей наступил кризис. Подопытные животные после введения препаратов часто погибали от закупорки сосудов. Как решить эту проблему, догадались только наши ученые.

Белоярцев был поглощен этой работой: он не спал сутками, ездил за нужными приборами и препаратами из Пущино в Москву по несколько раз в день, – а это 120 километров – тратил на это всю свою зарплату и наивно полагал, что все вокруг разделяют его фанатизм. «Ребята, мы делаем великое дело, остальное неважно!» – твердил он своим сотрудникам, не догадываясь, что для кого-то это не так.

В это время в реанимационное отделение Филатовской больницы попала пятилетняя Аня Гришина. Девочка, сбитая троллейбусом, была в безнадежном состоянии: множественные переломы, ушибы, разрывы тканей и органов. К тому же в ближайшей больнице, куда Аню доставили после травмы, ей перелили кровь не той группы. Ребенок умирал. Врачи объявили об этом родителям, но те не хотели мириться с неизбежным. Детский хирург, друг Феликса Белоярцева, профессор Михельсон сказал: «Последняя надежда – у Феликса есть какой-то препарат»… Консилиум с участием заместителя Министра здравоохранения, детского хирурга Исакова постановил: «По жизненным показаниям просить профессора Белоярцева»… Тот услышал просьбу по телефону и тут же примчался в Москву. Он привез две ампулы перфторана. У телефона в Пущино остался ближайший соратник Белоярцева Евгений Маевский.

«Через некоторое время позвонил Белоярцев, – вспоминает Евгений Ильич. – Он был сильно взволнован. «Что делать? – просил совета он. – Девочка жива, после введения первой ампулы, кажется, стало лучше, но наблюдается странный тремор» (дрожь). Я сказал: «Вводи вторую!» Девочка выжила. С тех пор я ничего не знал об ее судьбе. Но однажды, это было в 1999 году, меня пригласили на телевидение для участия в передаче о перфторане. В какой-то момент в студию вошла высокая, розовощекая девушка лет двадцати, что называется, «кровь с молоком». Как выяснилось, это и была наша с Феликсом подопечная – Аня Гришина, студентка, спортсменка и красавица».

Следом за Аней перфторан спас еще 200 солдат в Афганистане.

Казалось бы, после этого препарату обеспечено великое будущее, а его создателям – премии и почести. На деле все вышло иначе. Против Феликса Белоярцева и его коллег было возбуждено уголовное дело. Их обвинили в том, что они испытывают на людях препарат, еще официально не зарегистрированный Минздравом. В Пущино приехала комиссия из КГБ, «люди в штатском» денно и нощно дежурили в институте и под дверьми квартир разработчиков «голубой крови», устраивали допросы и умело натравливали людей друг на друга. Начались доносы, после чего против Белоярцева был выдвинут ряд абсурдных обвинений – например, в том, что он воровал спирт из лаборатории, продавал его, а на вырученные деньги строил дачу.

«Белоярцев сильно изменился, – вспоминает Симон Шноль. – Вместо веселого, остроумного, энергичного мужчины, окруженного толпой единомышленников и влюбленных женщин-коллег, мы видели опустившего руки, разочарованного человека. Последней каплей в этой дикой истории стал обыск на той самой даче, которую якобы построил Феликс на «уворованные» деньги. Она находилась на севере Подмосковья – примерно в 200 километрах от Пущино. Это был старый деревянный домик, в котором безумно занятый работой Белоярцев не бывал уже несколько лет. Он попросил разрешения ехать туда на своей машине. Следом держали путь люди из «органов». После двухчасового обыска, во время которого они, естественно, ничего подозрительного не обнаружили, Феликс попросил разрешения заночевать на даче. Они не возражали. Утром сторож нашел мертвого Феликса Федоровича. Через некоторое время на имя друга Белоярцева Бориса Третьяка пришло письмо, отправленное накануне самоубийства: «Дорогой Борис Федорович! Я не могу больше жить в атмосфере этой клеветы и предательства некоторых сотрудников. Побеспокойтесь о Нине и Аркаше. Пусть Г.Р. (Генрих Романович Иваницкий. – Ред.) поможет Аркадию в жизни… Ваш Ф.Ф.».

Иваницкий был потрясен гибелью Белоярцева. В день похорон он подал генеральному прокурору СССР протест «О доведении до самоубийства профессора Белоярцева». Он не знал, что это слишком сильная формулировка для прокуратуры, которая сделает все для того, чтобы дискредитировать это заявление. В Пущино вновь приехала «комиссия», которая провела «проверку» и вынесла заключение: Белоярцев покончил с собой «под тяжестью улик».

«Почему Белоярцев не выдержал? – рассуждает член-корреспондент РАН Генрих Иваницкий, который и сейчас руководит Институтом биофизики РАН в Пущино. – Думаю, он был недостаточно закален, морально не готов к подобному испытанию. Чтобы жить в те годы и заниматься научной деятельностью, недостаточно было только блестящего ума. Необходима особая закалка, дипломатический дар. Иначе легко угодить в опалу партруководства и КГБ. Эти люди не любили чужих успехов. Все, что делалось хорошего в СССР, должно было «списываться» на заслуги КПСС. Травля, которую Белоярцев отнес только на свой личный счет, на самом деле была направлена не только на него, а на то общее дело, которым мы занимались».

Вскоре после смерти Белоярцева уголовное дело было закрыто: ни одна из «жертв» эксперимента не была погублена, наоборот, перфторан для всех оказался единственным спасением. Состава преступления не нашлось.

Только в конце 80-х «голубую кровь» и доброе имя Феликса Белоярцева было решено реабилитировать. Продолжились разработки препарата, которые долгое время велись в Пущино полуподпольно, на деньги энтузиастов.

«Исследуя перфторан, мы все время натыкались на сюрпризы, – рассказывает Генрих Иваницкий. – То, что он великолепно заменяет донорскую кровь, было ясно с самого начала. Но, как и всякий препарат, перфторан имеет побочные действия. Например, на какое-то время он оседает в печени. Мы считали, что это существенный недостаток и пытались с ним бороться. Но потом оказалось, что с помощью перфторуглеродов в печени происходит синтез определенных химических веществ, очищающих ее от шлаков. Это означает, что с помощью «голубой крови» можно лечить, например, нашу национальную болезнь – цирроз печени, а также гепатиты. Или еще один вариант счастливого применения побочного действия. Когда больному вводят перфторан, у него возникает озноб, похожий на гриппозное состояние, – это активизируется иммунная система. Оказывается, перфторан можно использовать в качестве стимулятора иммунной системы, если она ослаблена, и даже лечить СПИД».

Еще полгода назад во время моей командировки в Пущино Генрих Романович говорил, что пока в мире нет аналогов перфторана, но «наука не стоит на месте, и скоро что-то появится». «У Минздрава нет денег на перфторан, хотя речь идет о значительной по сравнению с донорской кровью экономии средств, – предупреждал Иваницкий. – Если Минздрав не изыщет эти средства, наше мировое первенство в использовании перфторуглеродов будет упущено, и мы опять окажемся с «носом».

Ученый как в воду глядел: средства не нашлись. Американцы объявили об «открытии», которому на самом деле – два десятилетия.

Нам не довелось встретиться с Анной Гришиной. По нашим сведениям, девушка, закончив биофак МГУ, уехала на стажировку в США. Зато состоялся телефонный разговор с Дмитрием Звягинцевым – в 1983 году он проходил воинскую службу в Афганистане и был смертельно ранен в бою. Сейчас ему 39, он живет в Калининградской области, работает на автозаправочной станции.

«Я тогда был без сознания, – рассказывает Дмитрий. – Последнее, что помню, – Толя Шаповалов, дружок мой, наклоняется и что-то шепчет. Ничего не слышу, будто оглох. Потом маму увидел, сестру. Еще подумал: откуда они здесь, в Афгане, взялись? Обе махали руками и кричали, чтобы я шел домой. На самом деле их там, конечно, не было. Очнулся уже в госпитале, и врач сказал, что я как бы заново родился. «Повезло тебе, – говорит, – было у нас одно лекарство, очень редкое, которое тебя и вытащило, считай, с того света». Потом я узнал, как оно называется, – перфторан».
http://www.ng.ru/science/2004-02-25/13_blood.html

Евсеев Антон 23.01.2019 в 16:00

Данная история посвящена одной из самых загадочных и в то же время трагических страниц отечественной науки. Речь пойдет о разработке препарата перфторан, способного замещать плазму крови, а также о несчастной судьбе его создателя, Феликса Федоровича Белоярцева. Этот талантливый ученый, подвергшийся преследованиям за свое открытие, покончил с собой.

До сих пор в "деле о перфторане" нет ясности, поскольку до документов, проливающих на него свет, добраться невозможно - они находятся в архивах, доступ к которым для простых смертных закрыт. А сами участники произошедшей трагедии выдвигают самые различные ее версии.

В СМИ перфторан часто называют "голубая кровь" - из-за того, что он имеет светло-голубой цвет. Данное вещество относится к классу перфторуглеродов - углеводородов, в которых все атомы водорода замещены на фтор. Эти вещества известны своей способностью переносить кислород, причем делают это не хуже, чем эритроциты крови.

Впервые о перфторуглеродах как о плазмозаменителях заговорили еще в 1966 году после знаменитого опыта Лиленд Кларк. Она поместила мышь в аквариум, наполненный перфторэмульсией. Подопытный зверек не только не утонул, но еще какое-то время дышал, причем также, как и в воздушной среде. И хотя мышь в процессе эксперимента все-таки погибла, но не от удушья, а от усталости дыхательной мускулатуры, сопротивление которой значительно превзошло уровень, необходимый при воздушном дыхании.

Далее случилось невероятное - в 1968 году Роберт Гейер полностью заменил кровь подопытной крысы на перфторэмульсию, после чего зверек остался жив, хотя в его венах и артериях не было ни одного эритроцита. Правда, прожила крыса все-таки не долго, поскольку кровь переносит не только кислород. Так родилась идея создания кровезаменителя с уникальным свойством - способностью транспорта кислорода к органам и тканям.

Конечно, сразу же было понятно, что он не станет полноценным заменителем такой сложной субстанции, как кровь. Речь шла лишь о том, что бы использовать этот препарат при различных операциях, когда под рукой нет нужной донорской крови или ее сложно использовать (например, при операции на остановленном сердце). То есть замещать кровь на перфторэмульсию можно лишь на достаточно короткое время.

Также препарат можно было использовать в ситуациях затрудненного доступа кислорода к тканям (такое часто бывает при травмах), вводя его внутривенно, и хранить в нем донорские органы. Словом, перспективы открывались блестящие. И вот, с 70-х годов ученые нескольких стран приступили к разработкам этого "чудо-лекарства".

В СССР этими исследованиями занимались сначала в Ленинграде и в московском Институте гематологии и переливания крови. Потом к работе подключился Институт биофизики АН СССР, расположенный в Пущино, директором которого в то время был ученый Генрих Романович Иваницкий. А непосредственным руководителем работ являлся Феликс Федорович Белоярцев, заведовавший лабораторией медицинской биофизики.

Так получилось, что препараты, разработанные в США, Японии и других зарубежных странах не смогли пройти испытания - большая часть животных, которым их вводили, погибала от закупорки сосудов и цирроза печени. Поэтому там исследования были прекращены (позже выяснилось, что ошибка крылась в том, что их перфторэмульсии содержали очень крупные капли, которые, слипаясь, и закупоривали сосуды).

Не смогли добиться результата и сотрудники Института гематологии. А вот у "пущинцев" все получилось. Доклинические испытания показали, что препарат работает и не только не дает страшных побочных эффектов, но и достаточно быстро выводится из организма.

И вот, после тысяч экспериментовна животных 26 февраля 1984 года Фармкомитет СССР дал разрешение на проведение 1-й фазы клинических испытаний. 15 марта 1985 года было дано разрешение "на проведение 2-й фазы клинических испытаний препарата перфторан в качестве кровезаменителя с функцией переноса кислорода…". То есть препарат был признан годным к применению. Следует заметить, что дело шло не только к сенсационному открытию, но и к Государственной премии (ученых выдвинули на соискание ее в 1985 году). И вот тут-то и начались странности.

Сначала приказом вице-президента АН СССР академика Ю. А. Овчинникова был отменен запланированный в Пущино международный симпозиум по перфторану. Почему он сделал это - не понятно, ведь именно Овчинников в свое время и поручил Иваницкому заняться данными разработками. Но все-таки небольшой внутренний симпозиум состоялся - на нем выступали врачи, которые использовали перфторан и в один голос заявляли о превосходных результатах его апробации. Кстати, материалы этого симпозиума были опубликованы, то есть о них знала вся научная общественность.

Особенно показательным был доклад военного хирурга и анестезиолога, полковника Виктора Васильевича Мороза, который взял большой запас перфторана с собой в Афганистан, где в то время была война. По его словам, препарат положительно себя зарекомендовал и благодаря ему были спасены сотни жизней.

Высокую оценку перфторану дали и профессор А.Н. Кайдаш из Института хирургии, где его использовали при операциях на "сухом" сердце, и ректор Днепропетровского медицинского института Л.В. Усиенко, поведавшая о эффективности применения препарата при черепно-мозговых травмах.

Однако об этом знали лишь ученые, а вот за стенами института в то время поползли уже совсем другие слухи. И пресса, и простые обыватели передавали друг другу "сенсационные новости" о том, что будто бы ученые испытывают перфторан на умственно отсталых детях в детдомах, а в Афганистане от его применения погибли сотни наших раненых. Среди этих новостей были и такие, которые касались самого изобретателя препарата. Говорили, что Белоярцев отнимает у сотрудников деньги, чтобы устраивать банкеты, расхищает казенный спирт и наркотические препараты, а затем продает их. В дальнейшем выяснилось, что за всем этим стоял Комитет Государственной Безопасности СССР (то есть организация, которая ученых по идее должна была защищать). Таким образом готовилась почва для дальнейших действий.

А дальше все пошло-поехало: сначала запретили испытания препарата (и это при массе положительных отзывов!), а потом началась конкретная травля всех участников исследований. В ней принимали участие не только сотрудники КГБ, но и Серпуховской прокуратуры, а также ОБХСС. Сотрудников лаборатории постоянно вызывали на многочасовые беседы, журналы экспериментов изымались (и многие из них, кстати, так и сгинули в архивах КГБ, по крайней мере, обратно их так и не отдали).

Следователи из разных ведомств интересовались всем: и протоколами испытаний, и расходом спирта, и то, как Белоярцев общался с подчиненными, и то, как он "отнимал" у них премии (Феликс Федорович действительно убеждал сотрудников жертвовать часть премиальных в фонд исследований, ведь денег хватало не всегда, но он никого не заставлял делать это насильно). Примечательно то, что все делалось в лучших традициях сотрудников ЧК начала ХХ века, то есть без всяких законных оснований и предъявления официальных документов. Досталось также Иваницкому - его постоянно таскали на партсобрания и устраивали "обсуждения" его методов руководства.

Итог был печальным - в декабре того злополучного 1985 года Белоярцев покончил с собой, повесившись на собственной даче. В предсмертной записке он написал: "… я не могу больше жить в атмосфере этой клеветы и предательства некоторых сотрудников. Побеспокойтесь о Нине и Аркаше. Пусть Г.Р. (Генрих Романович Иваницкий. - Ред.) поможет Аркадию (сын Белоярцева. - Ред.) в жизни…"

Но в то время Иваницкий сам подвергся преследованиям - его сняли с поста директора института, а потом исключили из КПСС. По идее, далее должно было последовать полное изгнание из науки, но наступила перестройка. Стало возможно вести открытые дискуссии. И пока о перфторане спорили в СМИ и на конференциях, Генрих Романович нашел в себе силы продолжить работу.